"Стиляги" (2008)

Оригинал взят у maa13 в «Стиляги»: жертвенный пафос общества потребления или воображаемая реальность

Кинопоиск

Два взгляда на фильм «Стиляги».

1) Нарратив о стилягах (частью которого и является фильм «Стиляги») редкий случай, когда общество потребления может представить жертвенно-героической нарратив.

То, что этот нарратив не совсем адекватен современной власти гламура хорошо показано в пародии на фильм в передаче «Большая разница».

Понятно, что любой жертвенно-героический нарратив призван легитимизировать определенный тип поведения и Сергей Зверев с полным основанием, надувая губки, может сказать, что когда-то им за их красоту (и право быть красивым) страдать приходилось.

Первоначально нарратив о стилягах был частью более широкого нарратива о борьбе за свободу (прежде всего, свободу самовыражения), о том, что даже одежда, музыка, танцы могут стать символами борьбы с унифицирующим тоталитарным порядком (своеобразное культурное сопротивление).

То, что этот нарратив стал жертвенно-героической частью легитимизации власти гламура (человек оказывается перед ложной оппозицией: либо гламур – либо тоталитаризм) не вина стиляг. Понятно, что гламур – лишь самый зримый фантом общества потребления, когда избыточное потребление становится заслугой и всеми способами стимулируется.

2) С другой стороны, можно сказать, хотя это и весьма поверхностный взгляд, что советское общество разрушило желание огромной части народонаселения иметь «импортные шмотки». Именно это желание Другого (в виде «импортных шмоток» и т.п.) создали атмосферу недовольства советской властью и обеспечило, в лучшем случае, молчаливое равнодушие большинства к развалу советской системы.

Но это не так. Точнее не совсем так.

В конце фильма звучит мотив «Стиляг в Америке нет» (который можно отнести к циклу «Гуд бай Америка», тихая меланхоличность которого приобрела агрессивно-почвенический оттенок в «Брате-2»).

Оказалось, что референтное сообщество есть воображаемое сообщество.
То есть, стиляги создали свой автономный воображаемый (почти фантастический) мир, сконструировав его из множества фрагментов той информации о Западе, которая доходила до них сквозь железный занавес.

Но именно этот воображаемый яркий, красочный символический мир, созданный из различных источников, + телевидение помогли дезавуировать идеологическую подкладку советской власти. Благодаря этому воображаемому символическому миру советская жизнь стала восприниматься как скучная, серая, бесцветная и т.д., а лидеры Советского Союза – ущербными людьми. 

Роль телевидения в этом, также, огромна. Не только потому, что все увидели, что страной правят убогие старцы и ореол коммунистической харизмы начал рушится на чувственном, визуальном уровне.

ИМХО, передачи Сенкевича, Капицы и т.п. сделали для развала Советского Союза больше, чем вся диссидентская деятельность вместе взятая. Не только потому, что эти передачи просвещали, раздвигали горизонты видимого и возможного. Эти передачи давали питательный материал для воображения других миров, более ярких и красочных, чем повседневная советская суета. Телевидение (даже политические передачи вроде «Международной панорамы») понемногу откладывали в головах людей знание о мире, которое никак не укладывалось в куцее ложе советской идеологии.

Новые миры становились все более реальными, захватывали головы людей, а советская власть становилась все более виртуальной, ненастоящей, глупой и т.д.

С появление телевидение советская власть была обречена на уничтожение. Вопрос был лишь: Как? Когда? Каким образом? Что придет на смену? и т.п.

Диссиденты лишь оформили желание воображаемого в политические формы. Сумели сохранить представления о возможных альтернативных идеологиях, формах общественного и государственного устройства, что само по себе не мало, тем более что было связано с большим риском.