"Третья звезда" (2010)

Оригинал взят у heaven_spire в Рецензия на фильм #Third_Star (2010)/ #Третья_звезда

Кинопоиск

Take Me To Church

Вы видели когда-нибудь на экране, как человек проходит через смерть, или только смотрели?

Я готова держать пари, что вы смотрели, но едва ли видели.

… В детстве мы вместе боролись с Тьмой, и давали клятву бороться со Злом во имя королевской чести, и «Заколдованное Королевство», «Властелин Колец», «Туманы Авалона», «Легенда», «Фантагиро», «Зена — Королева Воинов», «Великий Мерлин», «Бесконечная история» и «Звёздная Пыль» не пустые слова для нас. А потом мы видели массу киношных смертей, убийств и самоубийств, нарушений всех возможных и нет клятв, и злые герои иной раз становились нам ближе, как и сама Тьма.

Но вот приходит момент и... Всевышний и Неумолимый бросает свой жребий. Но жребий достанется не всем. Тем только, кто способен не только смотреть, но и видеть. И это будет не кино. С вами случится Жизнь, — как первая морщинка матери, как первый отказ отца с вами поиграть в теннис из-за усталости, как первый седой волосок в бороде пса-любимца, как первая смерть кошки на наших руках. Как первый плевок в душу от друга или любимого.

Может быть, вы, потрясённый и оглушённый, выйдете на улицу, может быть, вы станете ругать Бога, а может, и отречетесь в себе от добра и перестанете видеть в жизни смысл. И, возможно, вы это «примете» (не верьте психологам, — они «адаптируют» вас к реальности, несозданной для жизни), но принять это нельзя, а когда вы поймёте, что было нельзя, то опоздаете на целую жизнь.

… Где-то в далёкой Англии умирает молодой человек, отчётливо и горько осознавая, что теперь ему никогда не стать писателем.

… Где-то в близкой России многие по-настоящему талантливые ребята знают, что им никогда не попасть в шорт-листы и не получить Пулитцеровской премии, хотя и пишут они прекрасно.

… А фильм «Третья Звезда» рассказывает, как Джеймс Кимберли Гриффит, молодой писатель, имеющий возможность печатать и издавать книги, принимает смерть, и от того фильм в России, наверное, становится вдвойне жестоким, вдвойне пугающим.

Но Бенедикт Камбербатч в этом фильме тонко и реалистично проживёт жизнь не опоздавшего на неё человека, — хотя он и сомневается в этом, — и этой искренностью ещё более убедит зрителя в том, что если принять случившееся с ним, но при этом не потерять ни мужества, ни радости, ни человека в себе, — то здесь и открывается, возможно, «волшебное» решение не опоздавших.

Бенедикт Камбербатч, Адам Робертсон, Джей Джей Филд и Том Бёрк справляются как с красотой залива Барафандл, как с холодом снаружи на берегу моря, так и с отчаянием внутри. Том Бёрк знает дислексию не понаслышке, ведь разве невозможность стать тем, кем ты жаждешь быть больше всего на свете, не страшнее, чем смерть?… (Позже Бёрк сыграет у апокалиптического Рефна с Гослингом и, может быть, не просто так именно он не даст утонуть Эллен после гибели Чарльза Диккенса у Файнса, ведь актёры и реальные судьбы мира так взаимосвязаны?)

И мы видим это лицом к лицу, мы будто рядом с этими мальчиками-джентльменами, немного непонятными нам, как роман «Улисс», потому что в них напрочь отсутствует привычная русским и американцам ювенильно-тинейджерская ментальность с её модой и на одежду, и на чрезмерность эмоциональности. Они ближе к своим предкам-работягам, которые считали, что оплакать в одиночестве любимую собаку или пони, и не заразить этим горем свою семью, — неоспоримое дело чести джентльмена.

Почему-то жизнь каждую минуту меняется, а каждую секунду осыпаются лепестки, и мы все сироты рядом с ними, а они сироты рядом с нами.

Особенность английского кино, наверное, не в том, чтобы кричать под колесованием, как кельт: «Freedom», и не в том, чтобы как русский в момент расстрела презрительно улыбнуться в лицо палачу. Тонкость английского менталитета миру, культуре и кинематографу показали нам и Тревор Нанн в «Леди Джейн», и Майк Ньюэлл в «Больших Надеждах», и Льюис, и Толкиен, писавшие свои, пронзившие нацизм, произведения, и Джулиан Феллоуз «Из Времени во Время». Это не смирение, это не скорбь, это не отчаяние, это не ложь, это не утешение. И это нельзя даже назвать мужеством.

Тонко и гармонично, без надрыва и панических атак, как его собрат из фильма Рэндала Клайзера «Это моя вечеринка», Джеймс Гриффит принимает смерть, — как и его друзья, — трое тех самых несостоявшихся писателей, — Дейви, Билл и Майлз, — и они, все четверо, бредут и бредут по холодному берегу моря… Во время просмотра почему-то вместо саундтрека фильма у меня будто бы играла та самая песня Hozier`a, Take Me To Church, которая была так известна пару лет назад…

Их книги и фильмы не будут опубликованы, и, может быть, Джеймсу повезло куда больше, как знать?..

В этом путешествии Джеймсу не 29 лет. Он непростительно молод, — вся молодость мира, всё непрожитое и не сделанное творят из него (и из нас) младенца, и бросают вызов, но при этом для того, чтобы «достучаться до небес» в душе зрителя, — заставить его выйти из скорлупы или зоны комфорта, научить его тому, что не всегда бывает хэппи-энд, но и научить не ломаться от этого, — и приходится извращать такие простые истории, как сделала Хэтти Далтон, раздумывая, наверное, об очень многом, чтобы прийти к созданию этого фильма, — и во время работы со «Скандальным Дневником», и «Вне Игры», и с Гринпис, или «извращать» простые истины, как «Антихрист» был «извращён» Триером или «Малхолланд Драйв» Линчем, а «Неоновый Демон» Рефном… Зрителю нужна встряска, зрителя не так-то просто вернуть в чувство.

Премьера фильма «Третья Звезда» на Эдинбургском Кинофестивале, по моему мнению, была премьерой не для людей, а для всех призраков, ужасов, боли и надругательств над человеком, что хранит каждый дом, каждый камень этого города, но… «Филипп Френч из The Observer назвал фильм «компетентным», хотя «скорее семейным и предсказуемым, не отталкивающим». Синтия Цитрон из Santa Monica Daily Press назвала его «поглощающим, сдвигающим и увлекательным опытом». Фелим О’Нелл из The Guardian описал его как «плутовской и бесцельный в течение некоторого времени, попадающим в центр внимания в последний фурлонг»" (с). Прозвучавшее сильно напоминает чёрный юмор, так свойственный Эдинбургу.

А Бенедикт Камбербатч выдерживает это мрачное равновесие с таким тонким актёрским чувством меры, что зритель не становится соучастником этой смерти, потому что актёр всё берёт на себя, и, вовлекаясь в роль как на дно океана, если и рискует не всплыть, то его встреча с чем-то «громадным и страшным… и смелым» потрясающе преобразит его в третью звезду, оставляя нам надежду на то, что ничего не заканчивается.