Оригинал взят у dryashin в Охота на лис, Вадим Абдрашитов, 1980, СССР
Никаких тебе павильонов, всё на гипертрофированно кондовой натуре, прыгающей камерой. Своего рода Новая волна, но особого свойства – сделанная по-советски, с намеренно скучным – аж зубы сводит – изображением, будто выдернутым их каких-нибудь вестей с полей и прожекторов соцсоревнований. Мимикрия не под любительскую камеру, а под постылую казённую репортёрскую. Чем, видимо, и достигалось ощущение достоверности – той самой сермяжной правды, посконной и домотканой. Изображение ничем не отличалось от новостной телевизионной картинки, сознательно ей подражая. Теперь подобное называют мокьюментари.
Задачей создателей было, судя по всему, показать если не полную внутреннюю нищету, то, как минимум, зияющую пустоту образцового советского человека – титульного строителя коммунизма. Абдрашитов во множестве последующих интервью называл это «дефицитом духовности» или чем-то очень похожим (за буквальную точность не ручаюсь).
Рабочий, передовик производства, наставник, русский, крепкий семьянин, ведущий здоровый образ жизни, могущий, конечно, употребить, но в меру, разрядник по спортивному ориентированию, в свободное от цеха время выступающий за заводскую команду. Опора строя. Доска почёта. Владимир Гостюхин.
Получает ни за что ни про что по хлебалу от шпаны на районе. Опознаёт обидчика по горячим следам и сажает того за хулиганку. Милиция тогда ещё отрабатывала свой хлеб и мышей ловила.
А потом начинается самое интересное и неправдоподобное, ибо критический реализм на этом заканчивается. Драчливый пацан оказывается глубоким ироничным циником, циником, впрочем, вполне доброжелательным, но разговаривающим с героем чуть свысока, как с ребёнком.
Герой же всё это чувствует, и иронию, и катастрофическую разницу в уровнях, но как собака – ни сказать, ни сформулировать своё неудовольствие и тягу к иному, вышнему, не в состоянии.
Напротив, проникается к недавнему обидчику чуть ли не отцовскими чувствами, живописует радостную и правильную жизнь, что ждёт того после краткой отсидки, зовёт на завод, в семью и секцию, выводя себя в качестве положительного примера. И правда ведь всё у него есть, и всё хорошо: армия, завод, семья, спорт, дом полной чашей, гордость предприятия, облико морале. Рабочая косточка, гранитный профиль, трудовые резервы, не посрамит если что. А пижон и тунеядец (Игорь Нефёдов), знай себе, лыбится и за человека его не считает, ибо сам совсем из другого измерения. Но вежливо так, без ехидства. Смотрит как на славного глупого пса. Старается не обидеть.
Сценарист Миндадзе, кстати, четырьмя годами ранее уже написал подобное для фильма Павла Любимова «Весенний призыв» (1976), но добрее.
Там славный во всех отношениях сельский парубок замкомвзвода сержант Карпенко (Фатюшин) пытается учить уму-разуму тонкого ироничного новобранца Алика Полухина (Костолевский), откровенно над ним подтрунивающего. В итоге каждый что-то для себя выносит, каждый проникается к другому искренним уважением. Каждый оказывается хорош по-своему. И, разумеется, каждый достоин самого лучшего. Только вот вместе им не сойтись. Сословные различия неодолимы. Сержант в итоге, точно как Гостюхин в «Охоте на лис», сходит с дистанции, ставя крест на блестящей карьере прапорщика, ощущая нечто большее и совсем иное.
И – да, «Весенний призыв» был очевидным ответом аксиоматике соцреализма, постулирующей подчинённое положение любого интеллигента-неумехи, будь тот хоть трижды академик, по отношению к мудрому фрезеровщику Михеичу или комбайнёру Евсеичу.
В нашем случае сценарист осмелел окончательно. Теперь уже не каждый хорош по-своему, напротив, один из героев очевидно духовно несостоятелен. Второго же и вовсе нет, он – искусственно сочинённый персонаж, придуманный за письменным столом гопник с высоким лбом мыслителя и тонкими пальцами пианиста – просто повод, инструмент для выявления внутренней нищеты первого. Герой Нефёдова неживой, нафантазированный гомункулус , обаятельный статист без наполнения. Подаёт реплики. Посему любые претензии насчёт его достоверности необоснованны. Правда характеров и обстоятельств, начиная с определённого момента, делает нам ручкой. А мы и не против.
Человек с духоподъёмного плаката меж тем начинает ёрзать и чувствовать себя неуютно. Дискомфорт непонятного свойства для него отныне постоянный фактор беспокойства. И это уже немало. Дальше – больше. Фильм так и заканчивается: герой Гостюхина под ирреальную музыку Эдуарда Артемьева сбивается с привычной для него колеи. Срывает с себя наушники, останавливается и никуда уже больше не бежит. Охота на лис закончилась. Точно как Кирпиченко в раннем рассказе Аксёнова «На полпути к луне». Ещё одна прямая параллель, о которой не мог не знать сочинитель.
С тех пор, однако, многое переменилось. Не исключено, нынешнюю вдумчивую публику, вдохновит как раз диаметрально иное. Незатейливый, прямой как рельса, крепкий мужик – герой труда, по совместительству махровый советский мещанин, вызовет у неё ностальгические спазмы и неизмеримо большую симпатию, нежели праздная и вертлявая «интеллектуальная» шантрапа, ибо от неё всё зло мира. Теперь-то мы это точно знаем.
Рецензия опубликована вне очереди как поощрение за третье место предыдущей публикации автора в рейтинге популярности на начало ноября.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.