"Дневник директора школы" (1974)

Оригинал взят у galina_guzhvina в А теперь сильней души - утроба (о фильме Бориса Фрумина "Дневник директора школы")

Кинопоиск

Если посмотреть этот маленький шедевр чужеземными, европейскими глазами, то поразит в нём, конечно, не строгость наших школьных нравов (к семидесятым и в столицах изрядно ослабевшая, разлетевшись страницами своего положенного в тридцатых на ученические головы для осанки талмуда), не идеологическая инакость (стыдливо выпихиваемая нашими в те поры сплошь фигокарманными режиссёрами даже оттуда, где она одна и была бы кстати), не аленье пионерских галстуков на кофейном и матросски-синем сукне формы (полностью съедаемое монохромом плёнки), не малогабаритность даже интеллигентских квартирок на Литейном и Пестеля (в Париже в семьдесят пятом, на самом пороге деурбанизации, жили куда скученнее, квартирно безнадёжнее жили).

Поражает наша отечественная, в Европе неслыханная, безответственная скороспелость ранних браков, настоящего центра повествования о буднях школьного директора Свешникова. Поскольку - и это большой, глумливый палец режиссёрского карманного кукиша - главные, нутро переворачивающие переживания Свешникова самой жизнью и средой выталкиваются из общественного, из профессионального, из школьного - в частное, в стремительно и неконтролируемо разрастающееся семейственное. И главный конфликт фильма - это сопротивление Свешникова центробежной силе десоциализирующей среды ("Ах, невыносимо пахнет сдоба, жизнью оказавшаяся вдруг!")

У нас практически не говорят об этом, но в Европе не было эпохи, когда брак в возрасте первого пика осмысленного либидо, по страсти, безудержному стремлению быть вместе, не был бы в городской, тронутой образованием среде исключительной, равной выигрышу в лотерею, привилегией. Европа лавировала между навязанным монашеством и прочими видами насильственного целибата для младших детей (чтоб не распылили, не обгрызли наследство, охальники) в странах католических и осмысленным протестантским аскетизмом ("сначала надо на ноги встать и вот тогда..."), достигшим своего апогея в правление королевы Виктории, когда по некоторым подсчётам до шестидесяти процентов представителей джентри супружество не могли себе позволить и не позволяли. Мало кому позволительной роскошью считалась там невеста, что "ослепительно была молодой", и ещё меньше было молодых женихов. Своё право жениться защищали заматерев, с оружием или чековой книжкой в руках, и было это право всегда выстраданным, всегда подчинённым множеству социальных условий.

Россия этих оков не знала никогда. Склоняемая к постригу Софья из "Гардемаринов" вся целиком списана из романов Олимпии де Гуж, старец Зосима отправляет Алёшу из монастыря с заветом "и ожениться будешь должен", даже "не хочу учиться, а хочу жениться" недоросля Митрофанушки вполне сочувственно оцененивается значительной частью аудитории пьесы. В браке российские дворянство, буржуазия и разночинство пользовались беспрецедентными в Европе, но и неотрефлексированными толком свободами от общественного и семейного давления, унаследованными советской интеллигенцией. И это, как и любые неотрефлексированные свободы, имело свою оборотную сторону.

Как ни странно, классический, неяркий, в тени "Доживём до понедельника" захиревший, а оттого так никем по-настоящему не проанализированный "Дневник директора школы" остался едва ли не единственной отечественной попыткой осмысления исключительного в развитых обществах культурного феномена ранних, гормональных, не оправданных и не поддержанных материальной самостоятельностью женитьб. И в оценке его Фрумин безжалостен: для него это - вновь врывающаяся в упорядоченную было осознанным самоорганичением масс жизнь архаика, запутывающая, размывающая, разрушительная.

В растерянности перед юной и наглой жаждой узаконенного совокупления за родительский счёт союзниками становятся директор-либерал и завуч-консерватор, поскольку оба знают, что в своё время он, женившись, вынужден был бросить писательскую карьеру, а она, несмотря на тонкую, в зрелости сохранную красоту, замуж так и не вышла. Они - духовные собратья по половым веригам, сотрапезники в аскезе, сокамерники по свободе, которая есть осознанная необходимость, а потому - настоящие европейцы, совершенно понятные и близкие по ту сторону границы персонажи. И они - беспомощны перед вовсю захлёстывающей общество путаницей в фундаментальных понятиях. Они пока ещё способны поставить на место дурную свадебную бабёнку, ответив на её "Вот какой отец хороший, и образование дал, и кооператив молодым построил!", что образование детям дало все-таки государство, а на "Молодые теперь живут самостоятельно, сами на ногах стоят!" - заметив, что какая ж это самостоятельность, в на родительские деньги построенной квартире. Но все их аргументы рассыпаются в пыль перед неоспоримым фактом того, что "кооператив - это хорошо!"

У поколения фронтовиков, сиречь победителей, согласно Фрумину, не остается другого способа одержать победу в реалиях его, всего-то на три десятилетия отстоящей от Войны современности, как не поступиться личными принципами, не осквернить фронтовую дружбу превращением её в блат (ах, как они хотели бы, чтоб в словаре не было такого слова!) - собственной семье в ущерб. Как профессионалы и педагоги, ответственные за воспитание юношества - они уже побеждены основным инстинктом и кооперативами. Уже мертвы, не подавая виду. Встретятся - заголосят в тоске: "Господи, ведь нас по алфавиту вызывали первыми к доске!"

Сообщение модератора
Рецензия опубликована вне очереди как поощрение за третье место предыдущей публикации автора в рейтинге популярности на начало марта.