Оригинал взят у mr_henry_m в Дневник (6 июня 2017 года). О «Сценах из супружеской жизни»
Кинопоиск
Расширенная телеверсия «Сцен из супружеской жизни», которая идёт почти пять часов, сумела поразить меня куда сильнее, чем я мог ожидать. В том смысле, что вырезанные эпизоды, составляющие не меньше трети всего мини-сериала, оказались очень существенными для понимания происходящего не только буквально, но и на чисто эмоциональном уровне. Так, если решение Марианны сделать аборт только лишний раз продемонстрировало всё нараставший в их браке с Йоханом разлад, то разговор с матерью в последней сцене не имел прямого влияния на основной сюжет, однако помог полнее и глубже прочувствовать проблему взаимоотношений супругов на примере старшего поколения, что, к тому же, ещё больше сроднило между собой мать и дочь, для которых даже еженедельные семейные ужины были тяжкой обязанностью (по крайней мере – для Марианны). После знакомства с этой версией невольно приходишь в ужас, живо вообразив себе, насколько сильно пришлось Бергману надругаться над своим творением, чтобы сделать его «удобным» для проката. И теперь мне совершенно ясно, что желания смотреть сокращённую версию у меня уже никогда не возникнет.
О фильме в целом хочется сказать массу самых разных вещей, но можно обойтись и лаконичным признанием в любви и тёплой дружеской благодарностью за то, что он – одно большое и полностью правдивое откровение. Не так давно, рассказывая о своих впечатлениях от фильма «Гнездо», я говорил о частой невозможности поставить очень высокий балл даже всеми признанному фильму, поскольку преждевременное давление авторитетных мнений искажает твоё собственное, так что в итоге ты перестаёшь понимать, как же на самом деле относишься к той или иной картине, пусть даже в глубине души всегда живёт совершенно ясное сознание собственной правоты, которую лишь боязно и неловко выпустить наружу, противопоставив её давно отчеканенному в веках граниту тех самых авторитетов.
В случае же с работами Бергмана все внутренние противоречия сразу отпадают, а на смену им приходит лёгкая и чистосердечная уверенность в неоспоримом совершенстве. И сколько бы зрители, критики и режиссёры ни рассыпались в похвалах этому чертовски талантливому шведу, каждый раз в дружный хор восторженных голосов хочется добавить и свой собственный. Потому что я, и впрямь, не перестаю удивляться, как настолько камерное и незамысловатое кино, имеющее среди своих козырей лишь двух актёров и предельно крупные планы, способно запросто приковать к экрану даже и на десять долгих часов и всё это время медленно, но уверенно и со знанием дела выворачивать душу наизнанку. Тринадцать лет спустя, в одном из своих интервью, Бергман признавался, что написал сценарий к «Сценам» очень быстро и якобы в качестве шутки, опираясь на личный опыт и истории из семейной жизни нескольких близких друзей. Его жена Ингрид, ознакомившись с текстом, заметила лишь, что никто из зрителей этого не поймёт, поскольку здесь описаны слишком личные вещи. С чем Бергман охотно и согласился. Но, даже не зная о реакции публики во всём мире, достаточно лишь один раз увидеть этот фильм самому, чтобы убедиться в абсурдности такого заявления. Конечно, художник бергмановского масштаба не мог не надеяться и даже не иметь довольно сильной уверенности в том, что его слишком «личные» излияния станут для зрителя опытом, значение которого сложно переоценить. Ведь если эти излияния выстраданы и выписаны из самых потаённых глубин души, будучи облечёнными в строго правдивую и единственно возможную форму, то нет сомнений, что они окажут влияние, по меньшей мере, поразительное. Тем более, когда речь идёт о Бергмане. Поэтому со временем «Сцены из супружеской жизни» стали тем, чем и должны были стать – глубоким, беспощадным и ясным откровением, обобщающим, кажется, все бывшие позднее и ранее высказывания на тему супружеских отношений. И, несмотря на нелюбовь Йохана к проговариванию глубоко личных проблем и эмоций, именно чрезвычайно интересные, точные, умные и при этом – совершенно естественные и нескучные диалоги, сделали это кино доступным и понятным каждому, кто захочет открыться его невыносимой, но очищающей правде.
Так же, пересматривая вчера фильм, я с некоторым удивлением обнаружил, что мне почти в равной степени близки и понятны оба главных героя. Вспоминая свою любимую трилогию Ричарда Линклейтера на ту же тему отношений между мужчиной и женщиной, я понимаю, что всегда с явной и большой симпатией относился именно к Джесси, который был близок мне своим чисто мужским, умозрительно-абстрагированным взглядом на вещи. И если я и переживал всей душой за их трещавший по швам брак с Селин (которого, в полном смысле слова, и не существовало), то это было, скорее, абстрактное сопереживание, нежели в равной степени сильное конкретно по отношению к Селин. В случае же с Марианной я внезапно почувствовал обиду куда большую и куда более личную, обиду за то, что ещё один такой до боли знакомый Йохан так безжалостно и резко разрушил, уничтожил, растоптал ещё один несчастливый и лживый в своей основе брак. И первые три сцены именно Марианна предстаёт жертвой неких сил, которые неумолимо затаскивают их в пучину взаимной недоброжелательности, недовольства, недоверия, недопонимания, а главное – недосказанности. Десятилетний опыт совместной жизни с мужем, а также работа адвокатом по бракоразводным делам, по-видимому, давали ей неопровержимую уверенность в том, что у них с Йоханом всё хорошо, правильно и даже идеально, несмотря на те потаённые желания и невысказанные мысли, которых не могло не существовать на страшной глубине, куда так же страшно было заглядывать, и которые вышли наружу, когда было уже слишком поздно. И ошибочность её взгляда становится ясна уже в первой из шести сцен, где бывшая одноклассница Марианны, а ныне – самоуверенная и бестактная дамочка-журналистка, не упускающая случая поправить причёску и поглубже зарыться в чужое грязное бельё (особенно, когда оно так удобно разбросано в соседней спальне) – берёт у счастливой и образцовой супружеской пары интервью, в котором будет заведомо много пресных и прилизанных фраз о полной гармонии и семейном уюте и изящный, безвкусно-фальшивый финал, где любовь в буквальном смысле «вознесётся на пьедестал». И сам этот внешне гладкий, сияющий и безупречный с виду эпизод более чем ясно предостерегает о приближении неминуемой катастрофы, когда хрупкая и сладкая, неуверенная и нервно-возбуждённая облицовка двух скромных фигур на зелёном диване наконец отвалится, а на её месте во всей красе явится изнанка с уродливым лицом, искажённым ужасом от давно скрываемой боли, отчаяния и страха.
В сущности, начавшееся с первых минут фильма интервью так и не закончится до самого последнего кадра, и невидимая камера любопытного оператора, который пришёл в гости вместе с навязчивой журналисткой, так и будет преследовать героев, проникая в самые интимные области их личного пространства, будь то супружеская постель или ванная комната – места, где каждый из нас едва ли хотел бы быть застигнутым врасплох. И в этих бесчеловечных условиях Йохан и Марианна будут делиться с нами вещами, которые находят место лишь в одиноких и безмолвных ночных размышлениях. Первым шокирующим признанием становится заявление Йохана об отъезде в Париж с Паулой, которое обрушивается на голову ничего не подозревающей Марианны посреди ночи в их летнем домике. Невозможно забыть выражение наивного удивления и испуга на её лице в этот момент. Но особенно сильно разрывает сердце тот ужасающий контраст между поведением мужа и жены, который проявляется в момент признания Йохана. Марианна, по-видимому, уже несколько дней ждёт его возвращения из очередной командировки. В этот день у неё особенно хорошее настроение: она сердится на своих девочек за устроенный беспорядок, но в итоге лишь с притворной строгостью приказывает им убрать разбросанные по полу игрушки и, довольная, выбегает из комнаты на кухню, чтобы устроить себе маленький праздник, состоящий в сытном сэндвиче и бутылке пива – их любимом с Йоханом ночном баловстве. Однако, помня о вредности такой пищи для своей фигуры, Марианна лишь откусывает кусочек помидора и с чувством выполненного долга ложится в постель, чтобы немного почитать перед сном. Но она слишком устала, глаза слипаются, раскрытая книга падает на одеяло, и она мгновенно засыпает. Внезапный приезд Йохана заставляет её тут же забыть и о себе, и о своей усталости. Марианна полна нежной и весёлой заботливости, направленной исключительно на удовлетворение любых сиюминутных нужд её мужа. Попутно она со сдержанной и смешливой радостью рассказывает о том, как прошёл её день, как она хотела съесть сэндвич, но передумала, после чего с чисто девичьим кокетством хвастается своей фигурой, лишившейся благодаря такому воздержанию целых двух килограмм.
Внешне же спокойный и задумчивый Йохан кажется вполне нормальным, за исключением какой-то характерной блуждающей задумчивости во взгляде и внутренней сосредоточенности на одной неотвязной мысли. Которая, в течение получаса, погрузит детскую, трогательную и невероятно сильную любовь Марианны в бездну самого страшного отчаяния, какое она только испытывала в жизни. Непогрешимая крепость столько лет существовавшей идиллии рассыпается буквально на глазах с каждым новым словом, с которым Йохан спокойно, последовательно и безжалостно заколачивает каждый новый гвоздь в гроб их разом умершего семейного счастья. Четыре года ненависти, неудовлетворённости и затаённой злобы разом выплеснулись на слишком чувствительную и неподготовленную к такому кошмару душу, полную любви и заботы. Но страшнее всего то, что признание, снявшее камень с другой чёрствой души, тут же взвалило на её плечи ещё более тяжёлую ношу – груз ответственности за нанесение смертельной раны, которую уже невозможно залечить. Странным образом вслед за этим приходит и некое подобие утешения. Йохан признаётся, что помешан на Пауле, но при этом полон страха и неуверенности, потому что покидает место, где он чувствовал себя в безопасности и где мог продолжать ловко закупоривать проблемы в бездонную бутылку. В тот момент он не говорит этого прямо – осознание истинного положения вещей придёт позднее. Сейчас он лишь чувствует необходимость освободиться от приевшейся до смерти показной благоустроенности семейной жизни, с её по часам распланированной занятостью и периодами неизбежной откровенности со стороны жены, с её бесконечными советами о том, как надо правильно жить, правильно любить и правильно разговаривать, чтобы избегать всех типичных брачных неурядиц.
Но дальнейшее раскаяние и ужас от осознания случившегося ясно читаются на его лице и во время последних часов ночных объятий с женой, и во время утренних сборов, когда неловкость от собственной беспомощности и неумелости заставляет стыдиться и бежать от себя как можно скорее. И один из самых трогательных и грустно-правдивых моментов во всём фильме – когда суровое и холодное лицо Йохана после выхода из ванной внезапно становится неуверенным и напуганным и он жалобно, как ребёнок у матери, просит Марианну подстричь ему ноготь, который он опять обкусал и который теперь болит, но почти сразу, испугавшись боли и не выдержав унизительности своего положения, злобно отталкивает её и уходит прочь. Не менее правдиво выглядит и их прощание, когда Марианна, осознав, что через секунду Йохан всерьёз покинет её чуть ли не навсегда, хватает его за плечи, упирается лбом в его грудь и всеми силами умоляет остаться, обещая исправить свои ошибки. Но он снова, с ещё большой злобой отталкивает её и хлопает дверью, Марианна же остаётся стоять посреди комнаты с заплаканным и перекошенным от испуга и отчаяния лицом. А через несколько минут ей предстоит узнать не менее страшную правду – все их друзья давно знали об интрижке мужа, но никто из них даже не подумал намекнуть ей об этом.
Я лишь схематично набросал несколько эмоционально сильных и достоверных эпизодов, которыми фильм изобилует в куда большем количестве, и почти совсем не приблизился к тому непостижимому правдоподобию, с которым Бергман запечатлевает на экране знакомую ему реальность, наполняя её слишком уж точными деталями. Сам он скромно заявлял, что всё происходящее с героями в этом фильме – только его личное мнение, и хорошим психологом он себя вовсе не считает. В том же интервью режиссёр очень верно обрисовывает задачу, которую он поставил перед собой в момент съёмок – показать людей умных и образованных, состоятельных и успешных, но эмоционально невежественных. Такие люди могут быть образцовыми супругами, имеющими успешную карьеру и хорошие отношения с друзьями, но даже самый простой алфавит эмоций и чувств ставит их в тупик и повергает в смятение. В этом смысле показательно название пятой сцены картины – «Безграмотные», двояко обыгрывающей мысль о неумении супругов правильно разобраться в своих отношениях, которые никак не могут решиться не только на эмоциональном уровне, но и чисто юридически – Йохан и Марианна долго не могут подписать документы о разводе, проведя за ночным обсуждением давно решённого вопроса несколько часов к ряду (по крайней мере – по ощущениям от эпизода). Хотя в целом уровень их самопознания становится куда выше ко второй половине картины, когда после года разлуки Йохан приходит к Марианне на ужин. В этой сцене (с не менее удачным названием «Долина слёз») каждый из них выдаёт по одному основополагающему признанию, ещё больше повергающему нас в смятение. Именно в этот момент начинает прослеживаться чёткое разделение на мужскую и женскую позиции, сталкивающиеся в смертельной схватке противоречий. Здесь же складывается и первое ясное и цельное впечатление о личности каждого из них.
Йохан, по его же собственному ироничному заявлению в интервью – образованный, интеллигентный и успешный человек из неприлично буржуазной семьи. У него есть хорошая работа, верная жена и несколько друзей, у которых всё обстоит примерно так же. Однако поверхностная благоустроенность, от которой он в итоге сбегает, всегда была лишь оболочкой, за которой скрывались всё нараставшая неудовлетворённость собой и пришедшая ей на смену пустота. Ещё в университетские годы все его друзья восхищались им и ожидали, что он станет большим художником, в том или ином смысле. Йохан во всём успевал лучше них и даже женился, кажется, удачнее всех. На самом же деле, он уже давно не чувствовал себя не удачливым, не успешным, не уверенным. Надежда изменить всё страшным поступком, перешедшим границы сострадания и милосердия к ближнему, не принесла ни утешения, ни желаемой свободы, ни новизны, ни независимости. И его признанием Марианне был отчаянный крик ужаса, который, как он давно понял, раздаётся в полной тишине. И все умные слова, рассуждения и жалобы, обращённые к близкому будто бы человеку, на самом деле, не слышны и непонятны ему, так что вокруг тебя всегда существует лишь одно бесконечное одиночество и пустота. Поначалу есть надежда, что нечто, кажущееся страшным и неправильным – лишь временное недоразумение, которое обязательно разрешится. Но постепенно чувство пустоты заполняет тебя целиком, доходя буквально до физической боли внутри, которую уже ничто не способно излечить.
Однако это ужасно знакомое и неизбежное чувство совершенно непонятно Марианне, не верящей в тотальное одиночество и непонимание. Её жизнь без Йохана всё больше становится независимой, уверенной и целенаправленной. Необъятная сила женского созидания способна, кажется, вместить в себя всё вокруг, всех полюбить и обо всех позаботиться. Марианне нравится жизнь, нравятся трудности, которые нужно преодолевать, нравятся люди, которые её окружают. Её охватывает небывалая самоуверенность, что с помощью уже накопленного опыта она может сделать всё что угодно. И образ постаревшего и павшего духом Йохана, у которого ни на что не осталось сил, кроме как считать себя бесполезным паразитом и неудачником и умолять о втором шансе в тёплом семейном кругу с Марианной, вызывает у неё лишь жалость, с трудом снисходящую до безвольной апатии и отчаяния мужа, когда-то бывшего таким уверенным и цельным человеком. Но и она делает большое и важное признание, зачитывая Йохану записанные в тетрадке мысли о том, что всю жизнь любой бунт её истинного «я» жестоко подавлялся окружающими, требовавшими от неё быть милой, послушной и услужливой. И постепенно она стала именно такой – покладистой и улыбающейся, совершенно забыв из-за бесконечного притворства и вранья, кем же она была на самом деле и кто теперь эта «она», смотрящая на неё далёким взглядом с детской школьной фотографии из времён, в существование которых уже невозможно поверить. Как ещё совсем недавно не верилось ей и в то, что её дети, её муж, её дом, её друзья – что всё это настоящее, а не ушедшие воспоминания, которые способен узнать один только разум, но не чувства. Ведь, как однажды рассказала ей одна из клиенток, пришедших подавать на развод – можно всю жизнь прожить в браке, с самого начала не любя ни своего мужа, ни своих детей, и при этом быть хорошей женой и любящей матерью. Но постепенно и зрение, и слух, и осязание начинают подводить тебя, и всё вокруг становится серым, тихим и пустым. И есть лишь одно сильное и вполне определённое желание – желание развестись, потому что лучше жить в одиночестве, чем с человеком, которого никогда не любил. Пронзительное и глубоко личное признание Марианны так же оказывается не услышанным Йоханом – после сытного обеда, вина и тяжёлой ночи он засыпает на диване под звуки её голоса.
Финал этой истории нельзя назвать счастливым, но желаемый катарсис он всё-таки предоставляет. Так как, несмотря на нелепую и неудовлетворительную жизнь с разными людьми, на неумение строить отношения, а самое главное – по-настоящему сострадать, а не только умело притворяться, Йохан и Марианна находят друг друга в покое тёплой и нежной дружбы, наступившей после двадцатилетнего шторма их брачной жизни вместе и порознь. И здесь, наконец, ощущается искренняя привязанность и – любовь. Несовершенная, по-прежнему эгоистичная и неумелая, но всё-таки – любовь. Возникшая, как хочется верить, именно благодаря избавлению от той самой эмоциональной невежественности, которого можно добиться лишь посредством способа Марианны – полной откровенности и доверия между супругами, не пытающимися закупоривать свои проблемы в бутылку».
Кинопоиск
Расширенная телеверсия «Сцен из супружеской жизни», которая идёт почти пять часов, сумела поразить меня куда сильнее, чем я мог ожидать. В том смысле, что вырезанные эпизоды, составляющие не меньше трети всего мини-сериала, оказались очень существенными для понимания происходящего не только буквально, но и на чисто эмоциональном уровне. Так, если решение Марианны сделать аборт только лишний раз продемонстрировало всё нараставший в их браке с Йоханом разлад, то разговор с матерью в последней сцене не имел прямого влияния на основной сюжет, однако помог полнее и глубже прочувствовать проблему взаимоотношений супругов на примере старшего поколения, что, к тому же, ещё больше сроднило между собой мать и дочь, для которых даже еженедельные семейные ужины были тяжкой обязанностью (по крайней мере – для Марианны). После знакомства с этой версией невольно приходишь в ужас, живо вообразив себе, насколько сильно пришлось Бергману надругаться над своим творением, чтобы сделать его «удобным» для проката. И теперь мне совершенно ясно, что желания смотреть сокращённую версию у меня уже никогда не возникнет.
О фильме в целом хочется сказать массу самых разных вещей, но можно обойтись и лаконичным признанием в любви и тёплой дружеской благодарностью за то, что он – одно большое и полностью правдивое откровение. Не так давно, рассказывая о своих впечатлениях от фильма «Гнездо», я говорил о частой невозможности поставить очень высокий балл даже всеми признанному фильму, поскольку преждевременное давление авторитетных мнений искажает твоё собственное, так что в итоге ты перестаёшь понимать, как же на самом деле относишься к той или иной картине, пусть даже в глубине души всегда живёт совершенно ясное сознание собственной правоты, которую лишь боязно и неловко выпустить наружу, противопоставив её давно отчеканенному в веках граниту тех самых авторитетов.
В случае же с работами Бергмана все внутренние противоречия сразу отпадают, а на смену им приходит лёгкая и чистосердечная уверенность в неоспоримом совершенстве. И сколько бы зрители, критики и режиссёры ни рассыпались в похвалах этому чертовски талантливому шведу, каждый раз в дружный хор восторженных голосов хочется добавить и свой собственный. Потому что я, и впрямь, не перестаю удивляться, как настолько камерное и незамысловатое кино, имеющее среди своих козырей лишь двух актёров и предельно крупные планы, способно запросто приковать к экрану даже и на десять долгих часов и всё это время медленно, но уверенно и со знанием дела выворачивать душу наизнанку. Тринадцать лет спустя, в одном из своих интервью, Бергман признавался, что написал сценарий к «Сценам» очень быстро и якобы в качестве шутки, опираясь на личный опыт и истории из семейной жизни нескольких близких друзей. Его жена Ингрид, ознакомившись с текстом, заметила лишь, что никто из зрителей этого не поймёт, поскольку здесь описаны слишком личные вещи. С чем Бергман охотно и согласился. Но, даже не зная о реакции публики во всём мире, достаточно лишь один раз увидеть этот фильм самому, чтобы убедиться в абсурдности такого заявления. Конечно, художник бергмановского масштаба не мог не надеяться и даже не иметь довольно сильной уверенности в том, что его слишком «личные» излияния станут для зрителя опытом, значение которого сложно переоценить. Ведь если эти излияния выстраданы и выписаны из самых потаённых глубин души, будучи облечёнными в строго правдивую и единственно возможную форму, то нет сомнений, что они окажут влияние, по меньшей мере, поразительное. Тем более, когда речь идёт о Бергмане. Поэтому со временем «Сцены из супружеской жизни» стали тем, чем и должны были стать – глубоким, беспощадным и ясным откровением, обобщающим, кажется, все бывшие позднее и ранее высказывания на тему супружеских отношений. И, несмотря на нелюбовь Йохана к проговариванию глубоко личных проблем и эмоций, именно чрезвычайно интересные, точные, умные и при этом – совершенно естественные и нескучные диалоги, сделали это кино доступным и понятным каждому, кто захочет открыться его невыносимой, но очищающей правде.
Так же, пересматривая вчера фильм, я с некоторым удивлением обнаружил, что мне почти в равной степени близки и понятны оба главных героя. Вспоминая свою любимую трилогию Ричарда Линклейтера на ту же тему отношений между мужчиной и женщиной, я понимаю, что всегда с явной и большой симпатией относился именно к Джесси, который был близок мне своим чисто мужским, умозрительно-абстрагированным взглядом на вещи. И если я и переживал всей душой за их трещавший по швам брак с Селин (которого, в полном смысле слова, и не существовало), то это было, скорее, абстрактное сопереживание, нежели в равной степени сильное конкретно по отношению к Селин. В случае же с Марианной я внезапно почувствовал обиду куда большую и куда более личную, обиду за то, что ещё один такой до боли знакомый Йохан так безжалостно и резко разрушил, уничтожил, растоптал ещё один несчастливый и лживый в своей основе брак. И первые три сцены именно Марианна предстаёт жертвой неких сил, которые неумолимо затаскивают их в пучину взаимной недоброжелательности, недовольства, недоверия, недопонимания, а главное – недосказанности. Десятилетний опыт совместной жизни с мужем, а также работа адвокатом по бракоразводным делам, по-видимому, давали ей неопровержимую уверенность в том, что у них с Йоханом всё хорошо, правильно и даже идеально, несмотря на те потаённые желания и невысказанные мысли, которых не могло не существовать на страшной глубине, куда так же страшно было заглядывать, и которые вышли наружу, когда было уже слишком поздно. И ошибочность её взгляда становится ясна уже в первой из шести сцен, где бывшая одноклассница Марианны, а ныне – самоуверенная и бестактная дамочка-журналистка, не упускающая случая поправить причёску и поглубже зарыться в чужое грязное бельё (особенно, когда оно так удобно разбросано в соседней спальне) – берёт у счастливой и образцовой супружеской пары интервью, в котором будет заведомо много пресных и прилизанных фраз о полной гармонии и семейном уюте и изящный, безвкусно-фальшивый финал, где любовь в буквальном смысле «вознесётся на пьедестал». И сам этот внешне гладкий, сияющий и безупречный с виду эпизод более чем ясно предостерегает о приближении неминуемой катастрофы, когда хрупкая и сладкая, неуверенная и нервно-возбуждённая облицовка двух скромных фигур на зелёном диване наконец отвалится, а на её месте во всей красе явится изнанка с уродливым лицом, искажённым ужасом от давно скрываемой боли, отчаяния и страха.
В сущности, начавшееся с первых минут фильма интервью так и не закончится до самого последнего кадра, и невидимая камера любопытного оператора, который пришёл в гости вместе с навязчивой журналисткой, так и будет преследовать героев, проникая в самые интимные области их личного пространства, будь то супружеская постель или ванная комната – места, где каждый из нас едва ли хотел бы быть застигнутым врасплох. И в этих бесчеловечных условиях Йохан и Марианна будут делиться с нами вещами, которые находят место лишь в одиноких и безмолвных ночных размышлениях. Первым шокирующим признанием становится заявление Йохана об отъезде в Париж с Паулой, которое обрушивается на голову ничего не подозревающей Марианны посреди ночи в их летнем домике. Невозможно забыть выражение наивного удивления и испуга на её лице в этот момент. Но особенно сильно разрывает сердце тот ужасающий контраст между поведением мужа и жены, который проявляется в момент признания Йохана. Марианна, по-видимому, уже несколько дней ждёт его возвращения из очередной командировки. В этот день у неё особенно хорошее настроение: она сердится на своих девочек за устроенный беспорядок, но в итоге лишь с притворной строгостью приказывает им убрать разбросанные по полу игрушки и, довольная, выбегает из комнаты на кухню, чтобы устроить себе маленький праздник, состоящий в сытном сэндвиче и бутылке пива – их любимом с Йоханом ночном баловстве. Однако, помня о вредности такой пищи для своей фигуры, Марианна лишь откусывает кусочек помидора и с чувством выполненного долга ложится в постель, чтобы немного почитать перед сном. Но она слишком устала, глаза слипаются, раскрытая книга падает на одеяло, и она мгновенно засыпает. Внезапный приезд Йохана заставляет её тут же забыть и о себе, и о своей усталости. Марианна полна нежной и весёлой заботливости, направленной исключительно на удовлетворение любых сиюминутных нужд её мужа. Попутно она со сдержанной и смешливой радостью рассказывает о том, как прошёл её день, как она хотела съесть сэндвич, но передумала, после чего с чисто девичьим кокетством хвастается своей фигурой, лишившейся благодаря такому воздержанию целых двух килограмм.
Внешне же спокойный и задумчивый Йохан кажется вполне нормальным, за исключением какой-то характерной блуждающей задумчивости во взгляде и внутренней сосредоточенности на одной неотвязной мысли. Которая, в течение получаса, погрузит детскую, трогательную и невероятно сильную любовь Марианны в бездну самого страшного отчаяния, какое она только испытывала в жизни. Непогрешимая крепость столько лет существовавшей идиллии рассыпается буквально на глазах с каждым новым словом, с которым Йохан спокойно, последовательно и безжалостно заколачивает каждый новый гвоздь в гроб их разом умершего семейного счастья. Четыре года ненависти, неудовлетворённости и затаённой злобы разом выплеснулись на слишком чувствительную и неподготовленную к такому кошмару душу, полную любви и заботы. Но страшнее всего то, что признание, снявшее камень с другой чёрствой души, тут же взвалило на её плечи ещё более тяжёлую ношу – груз ответственности за нанесение смертельной раны, которую уже невозможно залечить. Странным образом вслед за этим приходит и некое подобие утешения. Йохан признаётся, что помешан на Пауле, но при этом полон страха и неуверенности, потому что покидает место, где он чувствовал себя в безопасности и где мог продолжать ловко закупоривать проблемы в бездонную бутылку. В тот момент он не говорит этого прямо – осознание истинного положения вещей придёт позднее. Сейчас он лишь чувствует необходимость освободиться от приевшейся до смерти показной благоустроенности семейной жизни, с её по часам распланированной занятостью и периодами неизбежной откровенности со стороны жены, с её бесконечными советами о том, как надо правильно жить, правильно любить и правильно разговаривать, чтобы избегать всех типичных брачных неурядиц.
Но дальнейшее раскаяние и ужас от осознания случившегося ясно читаются на его лице и во время последних часов ночных объятий с женой, и во время утренних сборов, когда неловкость от собственной беспомощности и неумелости заставляет стыдиться и бежать от себя как можно скорее. И один из самых трогательных и грустно-правдивых моментов во всём фильме – когда суровое и холодное лицо Йохана после выхода из ванной внезапно становится неуверенным и напуганным и он жалобно, как ребёнок у матери, просит Марианну подстричь ему ноготь, который он опять обкусал и который теперь болит, но почти сразу, испугавшись боли и не выдержав унизительности своего положения, злобно отталкивает её и уходит прочь. Не менее правдиво выглядит и их прощание, когда Марианна, осознав, что через секунду Йохан всерьёз покинет её чуть ли не навсегда, хватает его за плечи, упирается лбом в его грудь и всеми силами умоляет остаться, обещая исправить свои ошибки. Но он снова, с ещё большой злобой отталкивает её и хлопает дверью, Марианна же остаётся стоять посреди комнаты с заплаканным и перекошенным от испуга и отчаяния лицом. А через несколько минут ей предстоит узнать не менее страшную правду – все их друзья давно знали об интрижке мужа, но никто из них даже не подумал намекнуть ей об этом.
Я лишь схематично набросал несколько эмоционально сильных и достоверных эпизодов, которыми фильм изобилует в куда большем количестве, и почти совсем не приблизился к тому непостижимому правдоподобию, с которым Бергман запечатлевает на экране знакомую ему реальность, наполняя её слишком уж точными деталями. Сам он скромно заявлял, что всё происходящее с героями в этом фильме – только его личное мнение, и хорошим психологом он себя вовсе не считает. В том же интервью режиссёр очень верно обрисовывает задачу, которую он поставил перед собой в момент съёмок – показать людей умных и образованных, состоятельных и успешных, но эмоционально невежественных. Такие люди могут быть образцовыми супругами, имеющими успешную карьеру и хорошие отношения с друзьями, но даже самый простой алфавит эмоций и чувств ставит их в тупик и повергает в смятение. В этом смысле показательно название пятой сцены картины – «Безграмотные», двояко обыгрывающей мысль о неумении супругов правильно разобраться в своих отношениях, которые никак не могут решиться не только на эмоциональном уровне, но и чисто юридически – Йохан и Марианна долго не могут подписать документы о разводе, проведя за ночным обсуждением давно решённого вопроса несколько часов к ряду (по крайней мере – по ощущениям от эпизода). Хотя в целом уровень их самопознания становится куда выше ко второй половине картины, когда после года разлуки Йохан приходит к Марианне на ужин. В этой сцене (с не менее удачным названием «Долина слёз») каждый из них выдаёт по одному основополагающему признанию, ещё больше повергающему нас в смятение. Именно в этот момент начинает прослеживаться чёткое разделение на мужскую и женскую позиции, сталкивающиеся в смертельной схватке противоречий. Здесь же складывается и первое ясное и цельное впечатление о личности каждого из них.
Йохан, по его же собственному ироничному заявлению в интервью – образованный, интеллигентный и успешный человек из неприлично буржуазной семьи. У него есть хорошая работа, верная жена и несколько друзей, у которых всё обстоит примерно так же. Однако поверхностная благоустроенность, от которой он в итоге сбегает, всегда была лишь оболочкой, за которой скрывались всё нараставшая неудовлетворённость собой и пришедшая ей на смену пустота. Ещё в университетские годы все его друзья восхищались им и ожидали, что он станет большим художником, в том или ином смысле. Йохан во всём успевал лучше них и даже женился, кажется, удачнее всех. На самом же деле, он уже давно не чувствовал себя не удачливым, не успешным, не уверенным. Надежда изменить всё страшным поступком, перешедшим границы сострадания и милосердия к ближнему, не принесла ни утешения, ни желаемой свободы, ни новизны, ни независимости. И его признанием Марианне был отчаянный крик ужаса, который, как он давно понял, раздаётся в полной тишине. И все умные слова, рассуждения и жалобы, обращённые к близкому будто бы человеку, на самом деле, не слышны и непонятны ему, так что вокруг тебя всегда существует лишь одно бесконечное одиночество и пустота. Поначалу есть надежда, что нечто, кажущееся страшным и неправильным – лишь временное недоразумение, которое обязательно разрешится. Но постепенно чувство пустоты заполняет тебя целиком, доходя буквально до физической боли внутри, которую уже ничто не способно излечить.
Однако это ужасно знакомое и неизбежное чувство совершенно непонятно Марианне, не верящей в тотальное одиночество и непонимание. Её жизнь без Йохана всё больше становится независимой, уверенной и целенаправленной. Необъятная сила женского созидания способна, кажется, вместить в себя всё вокруг, всех полюбить и обо всех позаботиться. Марианне нравится жизнь, нравятся трудности, которые нужно преодолевать, нравятся люди, которые её окружают. Её охватывает небывалая самоуверенность, что с помощью уже накопленного опыта она может сделать всё что угодно. И образ постаревшего и павшего духом Йохана, у которого ни на что не осталось сил, кроме как считать себя бесполезным паразитом и неудачником и умолять о втором шансе в тёплом семейном кругу с Марианной, вызывает у неё лишь жалость, с трудом снисходящую до безвольной апатии и отчаяния мужа, когда-то бывшего таким уверенным и цельным человеком. Но и она делает большое и важное признание, зачитывая Йохану записанные в тетрадке мысли о том, что всю жизнь любой бунт её истинного «я» жестоко подавлялся окружающими, требовавшими от неё быть милой, послушной и услужливой. И постепенно она стала именно такой – покладистой и улыбающейся, совершенно забыв из-за бесконечного притворства и вранья, кем же она была на самом деле и кто теперь эта «она», смотрящая на неё далёким взглядом с детской школьной фотографии из времён, в существование которых уже невозможно поверить. Как ещё совсем недавно не верилось ей и в то, что её дети, её муж, её дом, её друзья – что всё это настоящее, а не ушедшие воспоминания, которые способен узнать один только разум, но не чувства. Ведь, как однажды рассказала ей одна из клиенток, пришедших подавать на развод – можно всю жизнь прожить в браке, с самого начала не любя ни своего мужа, ни своих детей, и при этом быть хорошей женой и любящей матерью. Но постепенно и зрение, и слух, и осязание начинают подводить тебя, и всё вокруг становится серым, тихим и пустым. И есть лишь одно сильное и вполне определённое желание – желание развестись, потому что лучше жить в одиночестве, чем с человеком, которого никогда не любил. Пронзительное и глубоко личное признание Марианны так же оказывается не услышанным Йоханом – после сытного обеда, вина и тяжёлой ночи он засыпает на диване под звуки её голоса.
Финал этой истории нельзя назвать счастливым, но желаемый катарсис он всё-таки предоставляет. Так как, несмотря на нелепую и неудовлетворительную жизнь с разными людьми, на неумение строить отношения, а самое главное – по-настоящему сострадать, а не только умело притворяться, Йохан и Марианна находят друг друга в покое тёплой и нежной дружбы, наступившей после двадцатилетнего шторма их брачной жизни вместе и порознь. И здесь, наконец, ощущается искренняя привязанность и – любовь. Несовершенная, по-прежнему эгоистичная и неумелая, но всё-таки – любовь. Возникшая, как хочется верить, именно благодаря избавлению от той самой эмоциональной невежественности, которого можно добиться лишь посредством способа Марианны – полной откровенности и доверия между супругами, не пытающимися закупоривать свои проблемы в бутылку».
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.