"Одержимость" (2013)

Оригинал взят у heaven_spire в ОДЕРЖИМОСТЬ - 1 Часть Трилогии "Одержимость-Лес_Скорби-Ночной Портье"

Кинопоиск

Мне хотелось бы написать трилогию рецензий, связанных между собой той же неуловимой внутренней логикой, чем связаны три фильма, — «Лес скорби», «Одержимость» и «Ночной Портье», — и связаны они столь же неуловимо для зрителя, сколь и неуязвимо для критики. Этот факт выдаёт их некую гениальность, и потому я нахожу их особенно опасными для зрителя, — для современного мыслителя, — который сегодня ищет ответы намного тщательнее в кинематографе, чем в литературе или философии.

Как прекрасны так называемые «мотивирующие фильмы», так разрушителен и тот кинематограф, который предлагает не выход, а уход, не личностный рост, а личностный тупик, ни дзен или просветление, а ослепление, которое не выпускает из клетки, а загоняет в опасные заблуждения ещё глубже, оставляя жертве только упиваться мазохизмом безысходности.

«Одержимости» нам преподнесён как «истина в последней инстанции» ложный личностный рост музыканта через насилие и слияние с грязью садомазохизма, что исключает само понятие Музыки как таковой; в фильме «Лес Скорби» показана лживая скорбь через торжество всепобеждающего Эго, которая уже и не скорбь, а страсть; и любовь, «что сильнее смерти», но, на самом деле, эту смерть дурно маскирующая, показана в «Ночном Портье», который не о Стокгольмском Синдроме, и насилие в нём не прославляется, как в первых двух. Это фильм об очищающей трагедии, этот фильм можно назвать антифашистским гимном.

СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ?

Начиная с сотрудничества с «криэйторами», подобными Эухенио Мира ("Торжественный финал»), — кто был очень неплох в музыке, но в режиссуре явно пожелал убить двух зайцев: и отомстить «всяким предшественникам», которые наснимали и «Легенду о пианисте», и «Пианистку», и вообще частенько выставляли музыкантов как фриков; и взять быка за рога в препарировании механизмов преодоления невротических комплексов, чем не занимался только ленивый после «Защиты Лужина», — предприимчивый сценарист Дэмьен Шазелл решил поэкспериментировать с популярными темами насилия и мистики (в «Кловерфилд, 10» Дэна Трактенберга, или с Эдом Гасс-Доннели в «Последнем изгнании дьявола»), ведь, согласитесь, не всем же снимать шедевры в духе «Константина», нужно потренироваться и «на тряпичных картах». За пару-тройку лет, по-видимому, эти сюжеты наскучили ему излишней прямотой и предсказуемостью, и, возможно, сценарист задумался о том, чтобы подать тему насилия в несколько ином ключе, в котором до него её ещё никто не подавал, и, начисто лишив кино дуального разделения на чёрное-белое, решил создать уже в качестве режиссёра этот антидихотомичный шедевр «Одержимость».

"Одержимость" - это фильм, способный восхищать насилием, фильм, который возвёл страх и страдание до величия «личностного роста», получивший 3 Оскара, — до сих пор заставляет говорить о себе, думать, спорить, фильм, чей финальный садомазохистский оргазм, — и критика, и публика, хором провозгласили «катарсисом», — не может не волновать. Наконец-то нет ни добра, ни зла, наконец-то они соединились в едином экстатическом порыве, сделав прорыв в головах зрителей, затмевая саму Лилиану Кавани с её «Ночным Портье»… Ирония была бы уместна, если бы вышесказанное было бы хоть в чём-то неправдой. Однако…

Только почему же нет ничего более неживого, чем джаз или фламенко, чем рок или фолк без опьянения Бытием в электричестве воздуха, адреналина, страсти и пота, когда в блюзе или свинге они будто смешиваются с ароматами моря и леса, или отрезвляющим запахом дождя и грозы; почему нет ничего более неживого, чем имитация страсти виагрой, кнутом или латексом с шипами; и нет страшнее любви без легкости и смеха, а ужаснее, чем молодость без молодости, -только пластиковый мир с его миллионами ослепляющих супермаркетным неоном пластических операций во имя Вечного Самообмана. За что ты стираешь руки в кровь, барабанщик?

Почему нет ничего более лживого, чем свинг, когда он не радостен, а жизнь не льётся через край от свободы и счастья, когда ты не хохочешь вместе с товарищами по скрипке или саксофону, любуясь танцующими парами; нет ничего более неживого, чем радость, которая не несёт в себе радости, а только кровавую пену на руках и устах, как нет и ничего безжизненнее, чем страсть, вызванная искусственными заменителями, - этими синтетическими наркотиками, доступными сегодня каждому: возьми полтаблетки амбициозности и смешай с двумя каплями престижа, вдохни одну дорожку снобизма, - да побыстрее, хоть на крышке унитаза в общественном туалете, - и давай уже другую - насилия и одержимости. После такого допинга ты покоришь мир! Политика, экономика, религия, светские рауты, университеты держатся же на этих стимуляторах… «Наиболее разрушительный аспект насилия — это его проникновение в ум ребёнка и оккупация, подчинение себе его ментальных процессов; это случается, когда ребёнок находится в физической и эмоциональной зависимости от взрослого, который насилует, который эксплуатирует, когда одному человеку предоставляется право контролировать и определять реальность другого даже тогда, когда определение этой реальности идёт вразрез с действительным опытом, переживаемым подчинённым индивидом», — говорится в психологических трактатах о насилии. Герой Майлза Теллера и здесь весьма напоминает прогнувшегося под тоталитарных лидеров Питера из антиутопии «Дивергента», создавая у зрителя устойчивую ассоциацию с личностью, которая идентифицирована с агрессором настолько, что сама начинает становиться такой же. Если и сам Майлз разбивал себе руки в кровь на барабанах, то… не прослеживается ли склонность актёра к определённому амплуа? И вот тогда мы и сталкиваемся с очень необычным феноменом, — слиянием искусства и жизни, а это... или падение в бездну созависимости, или снова неоспоримая гениальность, как уникальный сплав добра со злом в «Одержимости».

Но нет и ничего более странного, чем подобный «личностный рост». Его выдаёт нам мировая культура, построенная не на Воскресении, а на Самоубийстве, механизм которого уже разоблачён фильмом «В Центре Внимания». Культура насилия стала выдавать эту подмену регулярнее, но лишь немногие её приверженцы осмеливаются преподнести эти разрушительные идеи в упаковке самосовершенствования и самореализации, - или завернув в псевдоблеск «преодоления лени», или в тёмный привлекательный бархат военного героизма «во имя родины».

Как нет и ничего более прекрасного, когда слепец становится зрячим, а старик юношей, когда возлюбленные возвращаются, а смертельно больные воскресают. Нет ничего прекраснее блюза, - и в нём ты вечен, -  это и грозный раскат грома, и крик рождающегося младенца, и оргазма, - ведь в этом опьянении Жизнью человек бессмертен по-настоящему, и именно такого музыканта в «Перекрёстке» не смог переиграть сам Дьявол!

«Находящийся под прессингом заполняет пустоту, которая образуется вследствие хронической диссоциации с своими собственными чувствами и восприятием. У жертвы только один выход — умиротворить, соблазнить или обезоружить агрессора. Жертва может даже участвовать в удовольствии, которое испытывает агрессор, наносящий увечья. Так, страх превращается в любовь и боготворение, а жертва принимает страсть агрессора как свою собственную», — и финальная сцена фильма потрясает, ранит душу и выворачивает её наизнанку, делая фильм несомненным шедевром. Ведь Дэмьену Шазеллу удалось, хотел он этого или нет, вывести в одну и ту же экзистенциальную подлинность и жертв, и насильников этого мира и поставить знак равенства между смертью и жизнью, навсегда отменив дуальность. А удалось ли?..