Кинопоиск
Почему-то из детства запомнилось, что «Большая перемена» - смешной и милый фильм о советской школе, с отличными шутками и актерской игрой, с тонко подмеченными психологическими нюансами, да еще и на актуальную для меня ныне тему — о преподавании истории. Кажется, лет 5 назад я пытался его пересмотреть, но подавился второй серией, поскольку впечатление было ровно обратным: вместо игры — натужное комикование, вместо шуток — на все лады повторяемые однообразные хохмы, никакой, конечно, психологии и истории, да и школьная тема, в сущности, лишь сюжетная ширма, предназначенная для того, чтобы втюхать массовому зрителю порядком осточертевшие картинки из жизни пролетариата. Но все дела нужно доводить до конца, сделал это и я: посмотрел фильм целиком, постараюсь что-то сказать о нем.
Где-то в провинциальном южном городе (съемки велись в Ярославле, но в литоснове местом действия является Тамань, да и на экране все 4 серии господствует вечное лето) обитает Нестор Петрович Северов, будущий великий историк. Чем он велик — зрителю не поясняется; видимо тем, что 16 часов в сутки читает старинные книги и старательно заучивает на память нужные цитаты. (занятие столь же полезное, как инженеру зубрить сотни инструкций по эксплуатации или врачу - назубок знать Международную классификацию болезней).
Но тем не менее, герой умудряется закадрить прелестную девушку, очаровать ее настолько, что сходу они собираются в ЗАГС. Тут выясняется, что Северов — инфантильный и самовлюбленный дурак, не желающий считаться с другими людьми, что особенно ярко подсвечено в сцене поступления в аспирантуру. Оказывается, его избранница тоже туда метит, но место лишь одно, а значит, раздоры неминуемы. Нестор, вроде, удовлетворяет комиссию своими энциклопедическими познаниями, но его невеста наносит ответный, двойной удар. Сначала обезоруживает профессуру ссылкой на некое не подлежащее критике светило, а потом добивает их фактом, что светило в новейшей монографии ссылается именно на нее. Конечно, шансов «начать раскопки с учениками» у простой учительницы было примерно столько же, сколько полететь на Луну, а уж обратить на себя внимание академика и побудить его поменять свою точку зрения... Тем не менее, этот эпизод служит для того, чтобы пояснить зрителю: история — вовсе не замшелая наука, наоборот: следит за актуальными новациями, и ученые-практики имеют больший вес, чем покрытые пылью теоретики. Примечательно, что для иллюстрации был взят пример с археологией Киевской Руси, идеологически совершенно безвредной: чтобы написать что-то неправильное, нужно очень сильно постараться — из-за ничтожного количества уцелевших источников и общей «стерильности» темы.
В общем, Северову советуют прийти через годик, и тут уж он свою козлиную натуру проявляет на 100%, ведя себя гнило и порывая с невестой. Полина, однако ж тоже девушка не без моральной червоточины — бросает симпатичного и надежного, обеспеченного Ваню ради чванного уродца с карикатурной финно-угорской внешностью Нестора. Ведь она учительница — это «белая кость», и «по понятиям» ей выходить замуж за работягу «невместно», а многообещающий аспирант-историк, «без пяти минут доктор наук» - иное дело. Хотя какие перспективы может сулить защита диссертации в провинциальном педвузе - Бог весть. Так что герои друг друга стоят.
В итоге, Нестор Петрович отправляется устраиваться в школу рабочей молодежи. Зеленому выпускнику института сразу дают классное руководство над запущенным классом, где большинство учащихся старше, опытнее и богаче его. Да и внешне они, в большинстве — красивые, налитые élan vital целеустремленные люди — выгодно отличаются от задрота-замухрышки Северова, которого первая неудача на жизненном пути выбивает из колеи... Не вполне понятно, чему он может их научить. В принципе, один из сакральных для социалистической культуры образов - «народный учитель» - открыто подается в сниженном, если не сказать, «опущенном» виде. А тот факт, что Нестор преподает историю — едва ли не самый главный «идеологический» предмет в СССР, и при этом является недотепой, эгоистом и просто глупцом можно было бы расценивать просто как идеологическую диверсию. Интересно, что Михаил Кононов, исполнявший главную роль отзывался о ней с брезгливостью, как, и обо всем фильме, являющимся, на его взгляд, квинтэссенцией ходульности и творческой беспомощности.
Где-то тут становится окончательно ясным, что произведение вовсе не о преподавании истории в школе, и даже не о школе (она уходит на пыльный задний план, лишь изредка напоминая о себе, как в последних сезонах сериала «Физрук»), а о рабочем классе и неоплатном долге интеллигенции перед ним. Зрителю раз за разом демонстрируют умозрительные ситуации, в которых учителя, интеллектуалы, должны взять пролетариев на буксир — но не прививать им хороший вкус, вкладывать знания, повышать сознательность — а тупо решать за них все неустроенные вопросы, тратя собственное время, здоровье и даже рискуя жизнью.
При этом о статусности и примере для подражания речь не идет: скажем, работяги откровенно изгаляются над «интеллигентиком», забредшим на завод; прораб только что матом не посылает «учителишку», да и собственные подопечные не то, чтобы уважают героя — просто кто-то в него влюблен, кто-то относится покровительственно, кто-то просто не хочет связываться. А за что уважать юнца в дешевом костюме, заставляющего взрослых людей учить совершенно неинтересный и ненужный для них предмет и с упорством, достойным лучшего применения сующего нос в чужие дела?
Молодые рабочие, кстати, отлично одеваются — щеголяют в клевых кардиганах, недешевых кожаных и замшевых куртках, отлично сидящих пиджаках, пользуются модными аксессуарами да и убранство их комнат напоминает отнюдь не гоблинарий, а вполне уютный мещанский уголок. Их досуг интересен и приятен — пивко, танцульки, спорт; на работе они совершают подвиги и получают большие деньги, им хочется подражать. Так что, именно рабочие являются главными героями «Большой перемены», которая не что иное — как пропагандистский производственный роман.
Но пропаганда тоже должна иметь точки соприкосновения с реальностью, поэтому показываются такие актуальные черты работяг, как редкостное самодовольство, социальная демагогия, стихийный анархизм и почти садистский юмор. Впрочем, если вспомнить подлинных рабочих 70-х годов, становится понятно, что образы, показанные в «Большой перемене» - еще очень щадящие. Настоящие пролетарии были хмурой, раздраженной массой, в среде которой тлело вечное недовольство — низким статусом, условиями труда, уровнем жизни, и в целом, всей Советской властью. Известно, что в 50-60-е годы спонтанные конфликты на производстве, перерастающие в забастовки, захваты предприятий и открытые мятежи были регулярными — только по официальным данным за это были убиты десятки человек, но Брежневу с Косыгиным удалось несколько нормализовать ситуацию («вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем») и массовые протесты вновь проявились лишь в позднюю перестройку, причем в их авангарде встали квалифицированные рабочие...
Неисчислимая плеяда фильмов о «хороших рабочих пареньках», видимо, тоже являлась частью этого брежневского «конкордата»; ее целью было завлечь молодежь к станкам, но поскольку делать карьеру синего воротничка было непрестижно, никакая кинематография не могла переломить объективную ситуацию. Тем более, что такие «производственные романы» делались преимущественно на коленке, «для галочки» - правда, в нечеловеческих объемах, но количество так и не перешло в качество, поэтому нормальный зритель — прежде всего, сами рабочие - просто перестал смотреть фильмы о работягах.
А вот касательно образования, учителей и истории такого предубеждения у публики не было: напротив, являясь относительно интеллектуальным заведением, школа в качестве фона нередко обеспечивала фильму живую фактуру, злободневность и даже некоторый элемент с восторгом воспринимавшейся обществом фронды. Поэтому, я думаю, что зрительскую массу целенаправленно надули, заставили смотреть очередное кино про рабочих, вместо ожидавшихся «похождений школьного учителя».
Причем, оформлен этот «декор» очень небрежно, фильм наполнен неточностями и условностями: так, на истфаке почему-то торчат портреты Лобачевского и Ковалевской; добряк Леонов, чтобы подчеркнуть свою положительность, небрежно делает вид, что запеленал ребенка. Кучу времени 9 «а» с Северовым топчется на одной и той же теме про объединение Германии, потом внезапно ломится в русский XVIII век с Екатериной II и фаворитизмом, но вскоре вновь возвращается к Германии. Нельзя забыть наиболее дикую сцену — в краеведческом музее, когда, собрав публику, главный герой, размахивая руками, адски гримасничая, вопя как резанный «с выражением» рассказывает байки о Нероне, причем выражение лиц окружающих — откровенно метафизическое, и не понять, то ли они лишились дара речи от восторга, то ли от неловкости, так сказать, fremdschämen. Но стоит ли ждать точности в исторических нюансах, если главный из показанных на экране сановников открытым текстом говорит, что гуманитарные науки не нужны, что в СССР востребованы только технари? Это вполне отражало реальное положение дел в стране.
Впрочем, Нельсон Мандела сказал: «я не могу забыть, но я могу простить». Я бы тоже мог простить «Большой перемене» запредельную клишированность образов: ну, типа советский профессор просто обязан жеманничать и наводнять свою речь словечками типа «нуте-с» и «батенька». Ведь режиссер делает честную попытку разбавить эти протухшие клише — менее побывавшими в употреблении, скажем, вводя в действие забавного милиционера, туповатого на вид, но в рамках школьной программы оказывающегося всезнайкой. Есть почти абсурдистские шуточки и диалоги, скажем, первый сеанс общения Северова с директрисой или признание Леонова, что он хочет быть похож на министра непременно ЛЕГКОЙ промышленности.
Есть и идейный позитив. Скажем, делается попытка немного притушить «советский феминизм», повсеместно принимающий уже гротескные черты: жена беспричинно изводит мужа, дочка столь же по-гадски издевается над пожилым отцом. В отличие от многих других картин советского производства открыто говорится, что «баба с яйцами» - это не всегда хорошо.
Пожалуй, нельзя простить только пошлейший саундтрек — начиная от основной темы сериала (“Золотые зайчики”), заканчивая всякими веселенькими «аранжировками» Мендельсона и прочей классики. Но с этим тоже можно смириться, поскольку ухо быстро начинает фильтровать какофонию, просто перестает воспринимать эти дурацкие звуки. После этого можно смотреть фильм, в котором меня особенно порадовала непременная для застойного кино фига в кармане, поданная тут достаточно тонко: главный харизматик фильма Ганжа в начале сериала пишет такое сочинение:
Это открытый бунт, восстание против обезличивающего советского коллективизма и Ганжу примерно наказывают: ставят кол и берут на особый учет. В финале же много перенесший Ганжа, после обнародования темы сочинения, посвященной лично ему, сдает чистый лист — и это приводит педагогов в детский восторг. Сколько всего можно углядеть в этой tabula rasa! Осмелюсь предположить, что Ганжа остался при своем мнении, но отказался от его публичной декларации, что и ввело учителей, представителей Системы в заблуждение, будто им удалось сломать героя. Хотя в реальности, миллионы таких же свободомыслящих людей, придавленных, но не сломленных, спустя 15 лет сказали свое веское слово, «вернули жест».
В общем, при желании, можно уловить знаки того, что этот фильм делал Человек, а не мент какой-то. Человеку ж — свойственно ошибаться, ну и еще выполнять партийное задание, зарабатывать деньги, желать хорошо выглядеть в глазах начальства, даже если начальство это — бескультурные подлецы, выслуживающиеся перед бандой воров и узурпаторов. Но конформизмом занимались ВСЕ, так что предъявлять кому-то конкретному нелепые требования «жить не по лжи» в условиях дряхлеющей, но все еще злобной диктатуры — в общем, тоже глупо и подло.
Конечно, интересно было бы посмотреть хорошо снятый фильм о том, как молодой учитель приходит в школу и оказывается между молотом начальства и наковальней обучаемых, на голову которого валится куча диких проблем, далеко не все из которых потом захочется вспоминать с умилением и улыбкой. Но был бы такой проект вообще осуществим в реалиях советских «долгих 70-х»? И не привнес бы он дополнительную толику депрессивности в и без того нерадостную жизнь простых обывателей?
Так что, в общем, получилось типичное «уютное», эскапистское кино, где все веселы и позитивны, где конфликты не стоят выеденного яйца, где не грузят идеологией, а кое-где над ней по-доброму подсмеиваются, и, в целом, хочется уйти в этот мир подальше от перекошенных рож соотечественников, от царящих повсюду злобы, лжи и несправедливости. Сериал на тот момент, думаю, был нужен - да он и сейчас пользуется популярностью, а это ли не критерий хорошей работы? И даже, если начать анализировать кинореальность «Большой перемены» всерьез, то она, конечно, расползается, но не таит за собой никакого оголтелого вранья и советских ужасов, все совершенно безобидно.
Почему-то из детства запомнилось, что «Большая перемена» - смешной и милый фильм о советской школе, с отличными шутками и актерской игрой, с тонко подмеченными психологическими нюансами, да еще и на актуальную для меня ныне тему — о преподавании истории. Кажется, лет 5 назад я пытался его пересмотреть, но подавился второй серией, поскольку впечатление было ровно обратным: вместо игры — натужное комикование, вместо шуток — на все лады повторяемые однообразные хохмы, никакой, конечно, психологии и истории, да и школьная тема, в сущности, лишь сюжетная ширма, предназначенная для того, чтобы втюхать массовому зрителю порядком осточертевшие картинки из жизни пролетариата. Но все дела нужно доводить до конца, сделал это и я: посмотрел фильм целиком, постараюсь что-то сказать о нем.
Где-то в провинциальном южном городе (съемки велись в Ярославле, но в литоснове местом действия является Тамань, да и на экране все 4 серии господствует вечное лето) обитает Нестор Петрович Северов, будущий великий историк. Чем он велик — зрителю не поясняется; видимо тем, что 16 часов в сутки читает старинные книги и старательно заучивает на память нужные цитаты. (занятие столь же полезное, как инженеру зубрить сотни инструкций по эксплуатации или врачу - назубок знать Международную классификацию болезней).
Но тем не менее, герой умудряется закадрить прелестную девушку, очаровать ее настолько, что сходу они собираются в ЗАГС. Тут выясняется, что Северов — инфантильный и самовлюбленный дурак, не желающий считаться с другими людьми, что особенно ярко подсвечено в сцене поступления в аспирантуру. Оказывается, его избранница тоже туда метит, но место лишь одно, а значит, раздоры неминуемы. Нестор, вроде, удовлетворяет комиссию своими энциклопедическими познаниями, но его невеста наносит ответный, двойной удар. Сначала обезоруживает профессуру ссылкой на некое не подлежащее критике светило, а потом добивает их фактом, что светило в новейшей монографии ссылается именно на нее. Конечно, шансов «начать раскопки с учениками» у простой учительницы было примерно столько же, сколько полететь на Луну, а уж обратить на себя внимание академика и побудить его поменять свою точку зрения... Тем не менее, этот эпизод служит для того, чтобы пояснить зрителю: история — вовсе не замшелая наука, наоборот: следит за актуальными новациями, и ученые-практики имеют больший вес, чем покрытые пылью теоретики. Примечательно, что для иллюстрации был взят пример с археологией Киевской Руси, идеологически совершенно безвредной: чтобы написать что-то неправильное, нужно очень сильно постараться — из-за ничтожного количества уцелевших источников и общей «стерильности» темы.
В общем, Северову советуют прийти через годик, и тут уж он свою козлиную натуру проявляет на 100%, ведя себя гнило и порывая с невестой. Полина, однако ж тоже девушка не без моральной червоточины — бросает симпатичного и надежного, обеспеченного Ваню ради чванного уродца с карикатурной финно-угорской внешностью Нестора. Ведь она учительница — это «белая кость», и «по понятиям» ей выходить замуж за работягу «невместно», а многообещающий аспирант-историк, «без пяти минут доктор наук» - иное дело. Хотя какие перспективы может сулить защита диссертации в провинциальном педвузе - Бог весть. Так что герои друг друга стоят.
В итоге, Нестор Петрович отправляется устраиваться в школу рабочей молодежи. Зеленому выпускнику института сразу дают классное руководство над запущенным классом, где большинство учащихся старше, опытнее и богаче его. Да и внешне они, в большинстве — красивые, налитые élan vital целеустремленные люди — выгодно отличаются от задрота-замухрышки Северова, которого первая неудача на жизненном пути выбивает из колеи... Не вполне понятно, чему он может их научить. В принципе, один из сакральных для социалистической культуры образов - «народный учитель» - открыто подается в сниженном, если не сказать, «опущенном» виде. А тот факт, что Нестор преподает историю — едва ли не самый главный «идеологический» предмет в СССР, и при этом является недотепой, эгоистом и просто глупцом можно было бы расценивать просто как идеологическую диверсию. Интересно, что Михаил Кононов, исполнявший главную роль отзывался о ней с брезгливостью, как, и обо всем фильме, являющимся, на его взгляд, квинтэссенцией ходульности и творческой беспомощности.
Где-то тут становится окончательно ясным, что произведение вовсе не о преподавании истории в школе, и даже не о школе (она уходит на пыльный задний план, лишь изредка напоминая о себе, как в последних сезонах сериала «Физрук»), а о рабочем классе и неоплатном долге интеллигенции перед ним. Зрителю раз за разом демонстрируют умозрительные ситуации, в которых учителя, интеллектуалы, должны взять пролетариев на буксир — но не прививать им хороший вкус, вкладывать знания, повышать сознательность — а тупо решать за них все неустроенные вопросы, тратя собственное время, здоровье и даже рискуя жизнью.
При этом о статусности и примере для подражания речь не идет: скажем, работяги откровенно изгаляются над «интеллигентиком», забредшим на завод; прораб только что матом не посылает «учителишку», да и собственные подопечные не то, чтобы уважают героя — просто кто-то в него влюблен, кто-то относится покровительственно, кто-то просто не хочет связываться. А за что уважать юнца в дешевом костюме, заставляющего взрослых людей учить совершенно неинтересный и ненужный для них предмет и с упорством, достойным лучшего применения сующего нос в чужие дела?
Молодые рабочие, кстати, отлично одеваются — щеголяют в клевых кардиганах, недешевых кожаных и замшевых куртках, отлично сидящих пиджаках, пользуются модными аксессуарами да и убранство их комнат напоминает отнюдь не гоблинарий, а вполне уютный мещанский уголок. Их досуг интересен и приятен — пивко, танцульки, спорт; на работе они совершают подвиги и получают большие деньги, им хочется подражать. Так что, именно рабочие являются главными героями «Большой перемены», которая не что иное — как пропагандистский производственный роман.
Но пропаганда тоже должна иметь точки соприкосновения с реальностью, поэтому показываются такие актуальные черты работяг, как редкостное самодовольство, социальная демагогия, стихийный анархизм и почти садистский юмор. Впрочем, если вспомнить подлинных рабочих 70-х годов, становится понятно, что образы, показанные в «Большой перемене» - еще очень щадящие. Настоящие пролетарии были хмурой, раздраженной массой, в среде которой тлело вечное недовольство — низким статусом, условиями труда, уровнем жизни, и в целом, всей Советской властью. Известно, что в 50-60-е годы спонтанные конфликты на производстве, перерастающие в забастовки, захваты предприятий и открытые мятежи были регулярными — только по официальным данным за это были убиты десятки человек, но Брежневу с Косыгиным удалось несколько нормализовать ситуацию («вы делаете вид, что платите, мы делаем вид, что работаем») и массовые протесты вновь проявились лишь в позднюю перестройку, причем в их авангарде встали квалифицированные рабочие...
Неисчислимая плеяда фильмов о «хороших рабочих пареньках», видимо, тоже являлась частью этого брежневского «конкордата»; ее целью было завлечь молодежь к станкам, но поскольку делать карьеру синего воротничка было непрестижно, никакая кинематография не могла переломить объективную ситуацию. Тем более, что такие «производственные романы» делались преимущественно на коленке, «для галочки» - правда, в нечеловеческих объемах, но количество так и не перешло в качество, поэтому нормальный зритель — прежде всего, сами рабочие - просто перестал смотреть фильмы о работягах.
А вот касательно образования, учителей и истории такого предубеждения у публики не было: напротив, являясь относительно интеллектуальным заведением, школа в качестве фона нередко обеспечивала фильму живую фактуру, злободневность и даже некоторый элемент с восторгом воспринимавшейся обществом фронды. Поэтому, я думаю, что зрительскую массу целенаправленно надули, заставили смотреть очередное кино про рабочих, вместо ожидавшихся «похождений школьного учителя».
Причем, оформлен этот «декор» очень небрежно, фильм наполнен неточностями и условностями: так, на истфаке почему-то торчат портреты Лобачевского и Ковалевской; добряк Леонов, чтобы подчеркнуть свою положительность, небрежно делает вид, что запеленал ребенка. Кучу времени 9 «а» с Северовым топчется на одной и той же теме про объединение Германии, потом внезапно ломится в русский XVIII век с Екатериной II и фаворитизмом, но вскоре вновь возвращается к Германии. Нельзя забыть наиболее дикую сцену — в краеведческом музее, когда, собрав публику, главный герой, размахивая руками, адски гримасничая, вопя как резанный «с выражением» рассказывает байки о Нероне, причем выражение лиц окружающих — откровенно метафизическое, и не понять, то ли они лишились дара речи от восторга, то ли от неловкости, так сказать, fremdschämen. Но стоит ли ждать точности в исторических нюансах, если главный из показанных на экране сановников открытым текстом говорит, что гуманитарные науки не нужны, что в СССР востребованы только технари? Это вполне отражало реальное положение дел в стране.
Впрочем, Нельсон Мандела сказал: «я не могу забыть, но я могу простить». Я бы тоже мог простить «Большой перемене» запредельную клишированность образов: ну, типа советский профессор просто обязан жеманничать и наводнять свою речь словечками типа «нуте-с» и «батенька». Ведь режиссер делает честную попытку разбавить эти протухшие клише — менее побывавшими в употреблении, скажем, вводя в действие забавного милиционера, туповатого на вид, но в рамках школьной программы оказывающегося всезнайкой. Есть почти абсурдистские шуточки и диалоги, скажем, первый сеанс общения Северова с директрисой или признание Леонова, что он хочет быть похож на министра непременно ЛЕГКОЙ промышленности.
Есть и идейный позитив. Скажем, делается попытка немного притушить «советский феминизм», повсеместно принимающий уже гротескные черты: жена беспричинно изводит мужа, дочка столь же по-гадски издевается над пожилым отцом. В отличие от многих других картин советского производства открыто говорится, что «баба с яйцами» - это не всегда хорошо.
Пожалуй, нельзя простить только пошлейший саундтрек — начиная от основной темы сериала (“Золотые зайчики”), заканчивая всякими веселенькими «аранжировками» Мендельсона и прочей классики. Но с этим тоже можно смириться, поскольку ухо быстро начинает фильтровать какофонию, просто перестает воспринимать эти дурацкие звуки. После этого можно смотреть фильм, в котором меня особенно порадовала непременная для застойного кино фига в кармане, поданная тут достаточно тонко: главный харизматик фильма Ганжа в начале сериала пишет такое сочинение:
В общем, при желании, можно уловить знаки того, что этот фильм делал Человек, а не мент какой-то. Человеку ж — свойственно ошибаться, ну и еще выполнять партийное задание, зарабатывать деньги, желать хорошо выглядеть в глазах начальства, даже если начальство это — бескультурные подлецы, выслуживающиеся перед бандой воров и узурпаторов. Но конформизмом занимались ВСЕ, так что предъявлять кому-то конкретному нелепые требования «жить не по лжи» в условиях дряхлеющей, но все еще злобной диктатуры — в общем, тоже глупо и подло.
Конечно, интересно было бы посмотреть хорошо снятый фильм о том, как молодой учитель приходит в школу и оказывается между молотом начальства и наковальней обучаемых, на голову которого валится куча диких проблем, далеко не все из которых потом захочется вспоминать с умилением и улыбкой. Но был бы такой проект вообще осуществим в реалиях советских «долгих 70-х»? И не привнес бы он дополнительную толику депрессивности в и без того нерадостную жизнь простых обывателей?
Так что, в общем, получилось типичное «уютное», эскапистское кино, где все веселы и позитивны, где конфликты не стоят выеденного яйца, где не грузят идеологией, а кое-где над ней по-доброму подсмеиваются, и, в целом, хочется уйти в этот мир подальше от перекошенных рож соотечественников, от царящих повсюду злобы, лжи и несправедливости. Сериал на тот момент, думаю, был нужен - да он и сейчас пользуется популярностью, а это ли не критерий хорошей работы? И даже, если начать анализировать кинореальность «Большой перемены» всерьез, то она, конечно, расползается, но не таит за собой никакого оголтелого вранья и советских ужасов, все совершенно безобидно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.