Оригинал взят у heaven_spire в Стюарт: Прошлая жизнь. Stuart: A Life Backwards (2007)
Кинопоиск
Я представляю себе этот фильм спектаклем, записанным на видео. Закрыв глаза, я включаю его английскую версию, выключаю свет, отключаю картинку. И вот, я сижу в шекспировском театре, и слушаю голоса двух актеров: Тома Харди и Бенедикта Камбербэтча. Я слышу только их, а время и пространство изменяют вокруг меня свою структуру. С изумлением я слежу полтора часа за интонациями бормочущего бомжа Тома Харди в Стюарте, и от отвращения к Стюарту я перехожу сначала к пониманию, а потом и к состраданию к нему.
Бенедикт ведет диалог как танец, он старательно скрывает свою роль интонациями и паузами между словами, я даже не присматриваюсь к его мимике, я просто слушаю, и, в очередной раз восхищаюсь его уравновешенной и печально-мудрой подачей своего образа.
Том Харди, этот гениальный притворщик, перевоплощающийся в кого угодно, ужасает и восхищает, смешит и возмущает своим притворством: «Ну как же можно быть таким, ты же Лев Демидов!» и вот, тут он же пугающий тип в криминальной драме «Острые Козырьки» Эльфи Соломонс, а здесь он уже невероятный романтичный Хитклифф из «Грозового Перевала»…
Бенедикт… он везде немного остаётся самим собой.
Есть такой жанр как театр одного актера, здесь же режиссер драмы «Стюарт: Жизнь Наоборот» Дэвид Эттвуд вольно или невольно использует приём театра 2 актеров, потому что иначе не разжалобить никого, не вызвать даже в самом сострадательном сердце нисколько симпатии, особенно к бомжам, особенно так надоевшим у нас в России.
И если у вас как режиссёра и сценариста стоит цель показать не только порок или психические отклонения, но и, не отрицая этого, показать, и порок всей социальной системы, её отчуждение, её ужас, её разрушающее торжество, вызвать страх и даже отчаяние от этого, но при этом же вызвать у зрителя катарсис, — используя только несколько интонаций, несколько диалогов, несколько ненавязчивых душевных обнажений, то создайте «Стюарта».
Многие режиссёры идут ошибочным путем, полагая, что показав жизнь психопатов и бездомных шокирующе, они заставят средний класс усомниться в своей единственной и изначальной ценности: работай усерднее и оплачивай растущие счета лучше. Нет, со средним классом, который в сущности, пока что позволяет налогам и экономической системе себя разрушать, — как бомжи неправильным образом жизни, — говорить, напирая на жалость, опасно. Для них бомж — это угроза, потому что это намёк на то, что и с ними самими может в любой момент случиться, если их выгонят с работы, и именно потому бомж им так отвратителен.
Я думаю, что автор книги о Стюарте Александр Мастерс понимал это. И это же понял и достоверно передал зрителю Бенедикт Камбербэтч, исполнив роль Александра именно так, как того требовала задача, поставленная перед создателями фильма, — уравновешенно, достоверно, реалистично.
Как обычно, его герой самодостаточен и… недосказан, его игра в фильме «Стюарт: жизнь наоборот» даже заставляет такого зрителя, как я, надеяться на то, что если когда-либо будет снят Великобританией адекватный вариант «Улисса» по Джеймсу Джойсу, то роль главного героя Леопольда Блума будет отдана только одному из известных нам британских актеров — Бенедикту Камбербэтчу.
Уравновешенность и спокойствие актёра в невыносимых условиях различных сюжетов, — а именно это и заставляет нас с таким вниманием относиться к героям Бенедикта, — помогает фильму о Стюарте достичь поставленной создателями цели. Взгляните, как он демонстрирует своего персонажа и в «Шерлоке», — в тандеме с сумасшедшей сестрой, и в «Игре в имитацию», — в тандеме с тоталитарным правительством, и в спектакле «Гамлет», и здесь с непростым Стюартом, — давая и место, и время и миру, и другим, а не только самому себе, — и вы поймёте, что он сможет вытянуть и психоделический коктейль «Улисса», не впав в безумие и не повергнув в уныние зрителей.
«Стюарт» показывает нам, что мир не такой, как кажется: даже обстановка и книги в доме Александра начинают видеться нам нелепейшей заменой чего-то большего, и Том Харди своей игрой также оттеняет этот странный эффект. Может быть, помогают дуэту создать такой зрительский инсайт и нелепость книг, которые Стюарт находит у Александра, и его такая же потертая как и у самого Стюарта мебель, не стоящая, по сути, ничего, тоже вполне годная для того, чтобы просто разломать ее в клочья, выдавливая из себя дьявола?
Да, кино великий манипулятор, мастер разговора между строк, этот жанр в умелых руках подводит зрителя туда, куда он должен, по мнению создателей, прийти. Но даже понимая это и размышляя свободно, отбросив все клише этого жанра, всё равно можно подойти к выводам о том, что жизнь среднего класса и жизнь бездомного отличаются друг от друга только одним: у среднего класса больше иллюзий, заменяющих ему жизнь, а у человека, выброшенного этим обществом за борт, этих иллюзий больше нет.
В фильме ненавязчиво подняты темы и школьного насилия, и педофилии, и одиночества в толпе, и страха потери самоидентификации от встречи с тем дьяволом внутри себя самого, кого люди так боятся признать. И именно это отсутствие страха и идентификации с чем-то падшим внутри себя делает Александра свободным и от мира Стюарта, и от мира среднего класса, и дарит ему бескорыстную дружбу, и позволяет ему быть писателем и наслаждаться жизнью в гармонии с самим собой. Писатель — это свобода, хотя иной раз он и пытается отработать на публике свои личные травмы.
Преимущество Александра в исполнении Бенедикта в том, что он ничего не отрабатывает, а просто позволяет всему свободно и спонтанно произойти. Преимущество Стюарта Тома Харди в том, что он показал нам в человеке человека.
И мы поражены. Бомж впервые заставил нас посмотреть на него как на равного, мы заглянули в его душу и… увидели часть своей. И теперь — вечный мир и между нами и ими, и между нашим внутренним бомжем и Стюартом. И мы больше не сможем обвинить бомжей в пугающих нас своих снах или разбитых надеждах, мы не сможем преследовать их ни в самих себе, ни в ближних, ведь Александр Мастерс, Дэвид Эттвуд, Том Харди, Бенедикт Камбербэтч заставили нас поверить в эту печальную и мудрую историю как верят в хэппи-энд.
Кинопоиск
Театр двух актёров
Я представляю себе этот фильм спектаклем, записанным на видео. Закрыв глаза, я включаю его английскую версию, выключаю свет, отключаю картинку. И вот, я сижу в шекспировском театре, и слушаю голоса двух актеров: Тома Харди и Бенедикта Камбербэтча. Я слышу только их, а время и пространство изменяют вокруг меня свою структуру. С изумлением я слежу полтора часа за интонациями бормочущего бомжа Тома Харди в Стюарте, и от отвращения к Стюарту я перехожу сначала к пониманию, а потом и к состраданию к нему.
Бенедикт ведет диалог как танец, он старательно скрывает свою роль интонациями и паузами между словами, я даже не присматриваюсь к его мимике, я просто слушаю, и, в очередной раз восхищаюсь его уравновешенной и печально-мудрой подачей своего образа.
Том Харди, этот гениальный притворщик, перевоплощающийся в кого угодно, ужасает и восхищает, смешит и возмущает своим притворством: «Ну как же можно быть таким, ты же Лев Демидов!» и вот, тут он же пугающий тип в криминальной драме «Острые Козырьки» Эльфи Соломонс, а здесь он уже невероятный романтичный Хитклифф из «Грозового Перевала»…
Бенедикт… он везде немного остаётся самим собой.
Есть такой жанр как театр одного актера, здесь же режиссер драмы «Стюарт: Жизнь Наоборот» Дэвид Эттвуд вольно или невольно использует приём театра 2 актеров, потому что иначе не разжалобить никого, не вызвать даже в самом сострадательном сердце нисколько симпатии, особенно к бомжам, особенно так надоевшим у нас в России.
И если у вас как режиссёра и сценариста стоит цель показать не только порок или психические отклонения, но и, не отрицая этого, показать, и порок всей социальной системы, её отчуждение, её ужас, её разрушающее торжество, вызвать страх и даже отчаяние от этого, но при этом же вызвать у зрителя катарсис, — используя только несколько интонаций, несколько диалогов, несколько ненавязчивых душевных обнажений, то создайте «Стюарта».
Многие режиссёры идут ошибочным путем, полагая, что показав жизнь психопатов и бездомных шокирующе, они заставят средний класс усомниться в своей единственной и изначальной ценности: работай усерднее и оплачивай растущие счета лучше. Нет, со средним классом, который в сущности, пока что позволяет налогам и экономической системе себя разрушать, — как бомжи неправильным образом жизни, — говорить, напирая на жалость, опасно. Для них бомж — это угроза, потому что это намёк на то, что и с ними самими может в любой момент случиться, если их выгонят с работы, и именно потому бомж им так отвратителен.
Я думаю, что автор книги о Стюарте Александр Мастерс понимал это. И это же понял и достоверно передал зрителю Бенедикт Камбербэтч, исполнив роль Александра именно так, как того требовала задача, поставленная перед создателями фильма, — уравновешенно, достоверно, реалистично.
Как обычно, его герой самодостаточен и… недосказан, его игра в фильме «Стюарт: жизнь наоборот» даже заставляет такого зрителя, как я, надеяться на то, что если когда-либо будет снят Великобританией адекватный вариант «Улисса» по Джеймсу Джойсу, то роль главного героя Леопольда Блума будет отдана только одному из известных нам британских актеров — Бенедикту Камбербэтчу.
Уравновешенность и спокойствие актёра в невыносимых условиях различных сюжетов, — а именно это и заставляет нас с таким вниманием относиться к героям Бенедикта, — помогает фильму о Стюарте достичь поставленной создателями цели. Взгляните, как он демонстрирует своего персонажа и в «Шерлоке», — в тандеме с сумасшедшей сестрой, и в «Игре в имитацию», — в тандеме с тоталитарным правительством, и в спектакле «Гамлет», и здесь с непростым Стюартом, — давая и место, и время и миру, и другим, а не только самому себе, — и вы поймёте, что он сможет вытянуть и психоделический коктейль «Улисса», не впав в безумие и не повергнув в уныние зрителей.
«Стюарт» показывает нам, что мир не такой, как кажется: даже обстановка и книги в доме Александра начинают видеться нам нелепейшей заменой чего-то большего, и Том Харди своей игрой также оттеняет этот странный эффект. Может быть, помогают дуэту создать такой зрительский инсайт и нелепость книг, которые Стюарт находит у Александра, и его такая же потертая как и у самого Стюарта мебель, не стоящая, по сути, ничего, тоже вполне годная для того, чтобы просто разломать ее в клочья, выдавливая из себя дьявола?Да, кино великий манипулятор, мастер разговора между строк, этот жанр в умелых руках подводит зрителя туда, куда он должен, по мнению создателей, прийти. Но даже понимая это и размышляя свободно, отбросив все клише этого жанра, всё равно можно подойти к выводам о том, что жизнь среднего класса и жизнь бездомного отличаются друг от друга только одним: у среднего класса больше иллюзий, заменяющих ему жизнь, а у человека, выброшенного этим обществом за борт, этих иллюзий больше нет.
В фильме ненавязчиво подняты темы и школьного насилия, и педофилии, и одиночества в толпе, и страха потери самоидентификации от встречи с тем дьяволом внутри себя самого, кого люди так боятся признать. И именно это отсутствие страха и идентификации с чем-то падшим внутри себя делает Александра свободным и от мира Стюарта, и от мира среднего класса, и дарит ему бескорыстную дружбу, и позволяет ему быть писателем и наслаждаться жизнью в гармонии с самим собой. Писатель — это свобода, хотя иной раз он и пытается отработать на публике свои личные травмы.
И мы поражены. Бомж впервые заставил нас посмотреть на него как на равного, мы заглянули в его душу и… увидели часть своей. И теперь — вечный мир и между нами и ими, и между нашим внутренним бомжем и Стюартом. И мы больше не сможем обвинить бомжей в пугающих нас своих снах или разбитых надеждах, мы не сможем преследовать их ни в самих себе, ни в ближних, ведь Александр Мастерс, Дэвид Эттвуд, Том Харди, Бенедикт Камбербэтч заставили нас поверить в эту печальную и мудрую историю как верят в хэппи-энд.
Интересная рецензия. Пожалуй, стоит посмотреть.
ОтветитьУдалитьЯ тоже подумываю. Рецензии, размещенные в сообществе, мне часто служат наводкой.
Удалить