Кинопоиск
– Вот лекарство "Озверин". Принимайте по одной таблетке.
– И что?
– Озвереете.
– И что?
– Озвереете.
м/ф "Месть кота Леопольда"
Ведущая программы "Белая студия" на канале "Культура" Д. Златопольская использовала фрагмент из фильма "Чучело" в передаче 2014 года с Евгением Гришковцом, в связи с его "травлей" после опубликованного им текста об Украине "Я так думаю". То, что был приглашён Гришковец, а не Макаревич, Быков или кто-нибудь ещё из "друзей хунты", которых травили куда бо́льшими силами и с гораздо бо́льшим охотничьим азартом, тоже имеет отношение к фильму Ролана Быкова.
Когда мы разделяем взгляды человека, которого травят, когда он, на наш взгляд, не сделал ничего плохого и страдает невинно, то наше сопереживание ему и гнев на мучителей совершенно естественны, автоматичны и не требуют чрезвычайных усилий души. Эмпатия свойственна и животным – мышь, наблюдающая мучения сородича, испытывает от этого дискомфорт и по возможности старается ему помочь. Найдётся ли такой человек, который не сочувствовал бы Лене Бессольцевой в пронзительном исполнении Кристины Орбакайте?
Однако та же упомянутая ранее мышь гораздо легче относится к страданиям незнакомой ей мыши и уж тем более останется равнодушной к страданиям кошки. Человек вполне в состоянии быть такой мышью, но по счастью способен и к большему. История в "Чучеле" выстроена так, что после участия в травле в качестве жертвы главная героиня (а вместе с ней и зритель) получает возможность побыть охотником, но, имея опыт страдания ("Я была на костре"), отказывается. Попытка объявить бойкот "предателю Сомову" (он-то по-настоящему предал Лену, и не один раз?) проваливается, и это тот поворот, который легко проскочить набравшему обороты зрительскому негодованию.
"— Все из-за Сомова! — Лохматый подлетел к Димке, крепко сжав кулаки.
— У-у-у, — понеслось со всех сторон, — Со-мо-о-ов!
Одни из них забыли, что они сами тоже гоняли Ленку. Другие забыли, что жили, как будто вся эта история их не касается. Третьи, что хотели заступиться за Ленку, да не успели… Каждый, конечно, чувствовал какую-то неловкость перед самим собой, перед другими, но в этом трудно признаваться, и все они дружно и единогласно обвиняли одного Сомова".Знакомая и очень человеческая ситуация, но человеческая ли?
"Звериный" мотив в повести, заданный с первой главы ("Пусть они грызут друг друга!.. Волки!.. Шакалы!.. Лисы!.."), подмял под себя другие смыслы, и хлёсткая фраза про "деток из клетки" показалась многим ключевой. Её и Ролан Быков оставил, но от хоровода в звериных масках отказался и медвежью голову заменил на кабанью (отсылка к "Повелителю мух"?), и фильм его получился, по-видимому, не про то, как так происходит, что компания симпатичных людей становится зверями. Понятно, как это происходит – в силу той же естественности, с какой в иной ситуации проявится сочувствие. Важнее другое - что есть защитные механизмы. Например, не травить людей, не устраивать бойкоты и самосуды, не набрасываться скопом на одного, как бы он ни был неправ.
— У-у-у, — понеслось со всех сторон, — Со-мо-о-ов!
Одни из них забыли, что они сами тоже гоняли Ленку. Другие забыли, что жили, как будто вся эта история их не касается. Третьи, что хотели заступиться за Ленку, да не успели… Каждый, конечно, чувствовал какую-то неловкость перед самим собой, перед другими, но в этом трудно признаваться, и все они дружно и единогласно обвиняли одного Сомова".Знакомая и очень человеческая ситуация, но человеческая ли?
"Звериный" мотив в повести, заданный с первой главы ("Пусть они грызут друг друга!.. Волки!.. Шакалы!.. Лисы!.."), подмял под себя другие смыслы, и хлёсткая фраза про "деток из клетки" показалась многим ключевой. Её и Ролан Быков оставил, но от хоровода в звериных масках отказался и медвежью голову заменил на кабанью (отсылка к "Повелителю мух"?), и фильм его получился, по-видимому, не про то, как так происходит, что компания симпатичных людей становится зверями. Понятно, как это происходит – в силу той же естественности, с какой в иной ситуации проявится сочувствие. Важнее другое - что есть защитные механизмы. Например, не травить людей, не устраивать бойкоты и самосуды, не набрасываться скопом на одного, как бы он ни был неправ.
Вот как сам Ролан Быков отвечал на вопрос, зачем он стал снимать "Чучело":
"Есть такое понятие — социальный заказ. О нём можно спорить, но он существует в душе художника независимо от споров — это чувство времени, чувство кровной связи с жизнью твоих соотечественников, с проблемами, которые решает сегодня твоя страна. В «Чучеле» В. Железникова я сразу ощутил социальный заказ и даже более — я воспринял повесть как «социальный приказ». Я был захвачен ею, её героями, драматургией, остротой конфликта между высокой нравственностью, имеющей глубокие корни, духовностью, добротой и стихией мещанского равнодушия, жестокости. Я увидел в героине и себя и многих, кого люблю, потому что каждый из нас так или иначе находится или находился в положении «чучела»".
Ответ режиссёра – лишнее свидетельство того, что авторский замысел, как сам автор его понимает, ещё не последнее слово в вопросе о смыслах произведения. Если бы дело было только в конфликте между высокой нравственностью и мещанским равнодушием, ну о чём тут говорить? Ежу понятно, что духовность лучше жестокости, кто бы спорил. Маленькая несгибаемая Железная Кнопка – само олицетворение борьбы с мещанским равнодушием, и она же едва ли не самый страшный персонаж (см.: "Пена на губах ангела"). Есть вопросы поинтереснее. Например, можно ли вешать чучело ненавистного тебе человека, даже если он предатель или убийца? Можно ли делать чучело из живого человека при тех же условиях?
"Есть такое понятие — социальный заказ. О нём можно спорить, но он существует в душе художника независимо от споров — это чувство времени, чувство кровной связи с жизнью твоих соотечественников, с проблемами, которые решает сегодня твоя страна. В «Чучеле» В. Железникова я сразу ощутил социальный заказ и даже более — я воспринял повесть как «социальный приказ». Я был захвачен ею, её героями, драматургией, остротой конфликта между высокой нравственностью, имеющей глубокие корни, духовностью, добротой и стихией мещанского равнодушия, жестокости. Я увидел в героине и себя и многих, кого люблю, потому что каждый из нас так или иначе находится или находился в положении «чучела»".
Ответ режиссёра – лишнее свидетельство того, что авторский замысел, как сам автор его понимает, ещё не последнее слово в вопросе о смыслах произведения. Если бы дело было только в конфликте между высокой нравственностью и мещанским равнодушием, ну о чём тут говорить? Ежу понятно, что духовность лучше жестокости, кто бы спорил. Маленькая несгибаемая Железная Кнопка – само олицетворение борьбы с мещанским равнодушием, и она же едва ли не самый страшный персонаж (см.: "Пена на губах ангела"). Есть вопросы поинтереснее. Например, можно ли вешать чучело ненавистного тебе человека, даже если он предатель или убийца? Можно ли делать чучело из живого человека при тех же условиях?
Для человека христианской культуры изображение любых невинных страданий имеет прообраз в крестных муках Христа. В фильме Р. Быкова параллель с евангельским сюжетом воспринимается как важнейшая нить (если вообще не стержень, на котором он держится). Незаметно для большого мира взрослых (ему досталась незавидная роль "равнодушной толпы") Лена проходит через предательство, осмеяние, даже символическое распятие и остаётся способной к прощению.
Сложно поверить в то, что аллюзии к Евангелию случайны. Впрочем, сам режиссёр о них прямо не говорит, отмечая совершенно другие мотивы – подвига и героизма, для чего, в частности, понадобился в фильме образ военного оркестра:
"Мне хотелось показать сверстников моих героев с той ответственностью, которая наложена на их детские плечи погонами, ответственностью мужчин, будущих защитников Родины. Мне хотелось, чтобы на экране возник образ сверстников моих героев, близких к искусству, музыке, не допускающих «ни одной фальшивой ноты»... И, наконец, главное: для фильма было необходимо отдать доброте и ее героине, ее милосердию и самопожертвованию воинские почести. Я совершенно всерьез считаю человека, способного на то, что сделали внучка и ее дед в картине, «подлинным героем»".
Для В. Железникова, автора повести, так же безусловно важна связь с героическим прошлым страны, и в Лене можно увидеть наследника этой героической традиции (в противоположность мнимому герою Сомову).
Сложно поверить в то, что аллюзии к Евангелию случайны. Впрочем, сам режиссёр о них прямо не говорит, отмечая совершенно другие мотивы – подвига и героизма, для чего, в частности, понадобился в фильме образ военного оркестра:
"Мне хотелось показать сверстников моих героев с той ответственностью, которая наложена на их детские плечи погонами, ответственностью мужчин, будущих защитников Родины. Мне хотелось, чтобы на экране возник образ сверстников моих героев, близких к искусству, музыке, не допускающих «ни одной фальшивой ноты»... И, наконец, главное: для фильма было необходимо отдать доброте и ее героине, ее милосердию и самопожертвованию воинские почести. Я совершенно всерьез считаю человека, способного на то, что сделали внучка и ее дед в картине, «подлинным героем»".
Для В. Железникова, автора повести, так же безусловно важна связь с героическим прошлым страны, и в Лене можно увидеть наследника этой героической традиции (в противоположность мнимому герою Сомову).
И всё же, если в повести сожжение чучела происходит возле обычного сарая, без всякой символики, то Р. Быков всю эту сцену переносит в здание, похожее на разрушенную церковь, и само чучело сжигают привязанным к античной колонне. Портрет бабушки Маши, как две капли воды похожей на Лену, смотрится настоящей иконой, а школьники перед ней – прозревшими грешниками. Характерно здесь изменение слов Лены – в книге: "Надо отбиваться, если даже их много и тебя бьют", в фильме: "Нельзя бежать, когда тебя гонят". Совсем не одно и то же! Иисус, как известно, не отбивался от стражников, но и не бежал.
Конечно, это всё-таки живая девочка, а не ходячий символ. Она сердится, кричит и кривляется, кидается портфелем. А ещё называет предателем только себя и почему-то не сжигает ни врагов, ни их чучела. Ребёнок, что с неё взять. Шестой класс.
Повесть заканчивается так:
"Все молча смотрели на картину.
И тоска, такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее и сильнее захватывала их сердца и требовала выхода. Потому что терпеть больше не было сил.
Рыжий вдруг встал, подошел к доске и крупными печатными неровными буквами, спешащими в разные стороны, написал: «Чучело, прости нас!»".
Почему – "Чучело, прости нас", почему не "Лена, прости нас"? Возможно, первое как раз точно, потому что катарсис, испытанный школьниками, ещё не осознан. Ещё никто (кроме Васильева?) не понял, что чучелом другого человека называть нехорошо, что с этого всё и началось, но лишь неосознанное чувство вины в эту минуту охватило всех. И тогда оказываются лишними слова про "отчаянную тоску по человеческой чистоте и благородству", целиком принадлежащие автору; это он знает так подробно про чувства ребят, а они сами не знают.
Конечно, это всё-таки живая девочка, а не ходячий символ. Она сердится, кричит и кривляется, кидается портфелем. А ещё называет предателем только себя и почему-то не сжигает ни врагов, ни их чучела. Ребёнок, что с неё взять. Шестой класс.
Повесть заканчивается так:
"Все молча смотрели на картину.
И тоска, такая отчаянная тоска по человеческой чистоте, по бескорыстной храбрости и благородству все сильнее и сильнее захватывала их сердца и требовала выхода. Потому что терпеть больше не было сил.
Рыжий вдруг встал, подошел к доске и крупными печатными неровными буквами, спешащими в разные стороны, написал: «Чучело, прости нас!»".
Почему – "Чучело, прости нас", почему не "Лена, прости нас"? Возможно, первое как раз точно, потому что катарсис, испытанный школьниками, ещё не осознан. Ещё никто (кроме Васильева?) не понял, что чучелом другого человека называть нехорошо, что с этого всё и началось, но лишь неосознанное чувство вины в эту минуту охватило всех. И тогда оказываются лишними слова про "отчаянную тоску по человеческой чистоте и благородству", целиком принадлежащие автору; это он знает так подробно про чувства ребят, а они сами не знают.
Заплаканные лица ребят крупным планом – точный киноэквивалент словам про "отчаянную тоску" и столь же недостаточный в художественном отношении, когда нечто растолковывается, а не просвечивает сквозь изображение. Фильм, впрочем, завершается не надписью на доске, как повесть, а тем самым военным оркестром, провожающим Лену с дедушкой. Режиссёр в роли дирижёра оркестра снимает фуражку перед главной героиней, и к некоторой нарочитости этого жеста, наверное, не стоит придираться.
Вообще, стоило бы сказать хоть несколько слов о том, что фильм, в целом точно следующий литературному источнику, оказывается разнообразнее в приёмах, тоньше и в конечном счёте убедительнее. Повесть кажется многословной и чересчур объясняющей; не случайно, что при своём выходе она не вызвала и десятой доли той общественной реакции, какую спровоцировал фильм. Всего один маленький пример: в фильме дедушка Лены прощается с классом словами "Честь имею", все ученики как один встают, а учительница бросает им: "Садитесь". В четыре секунды спрессовано сразу несколько смысловых слоёв: военное прошлое Николая Николаевича, понятие чести, одно из ключевых для всей истории, неосознанное ощущение этой чести ребятами-зверятами и уже выработанный иммунитет к подобным категориям у учительницы... Это сделано просто, это не бог весть что, но из таких кусочков всё-таки складывается искусство, и таких кусочков практически нет в тексте повести.
В передаче, с которой начинались эта заметки, Д. Златопольская говорит вроде бы правильные вещи – о том, что люди объединяются против чего-то, а потом это объединение пожирает их самих, как шварцевский дракон, – но когда эти размышления обращены вовне (намёк на Украину очевиден), а не на себя, тогда то правдивое, что было в мысли, просачивается сквозь пальцы, и остаётся лишь осуждение или злорадство, прикрытое как бы сочувственным цоканьем, да ещё жалость к себе. Видимо, чтобы удержаться, нужно постоянно ловить себя: "А не похож ли я на Железную Кнопку, когда кажусь себе Леной Бессольцевой?"
Вообще, стоило бы сказать хоть несколько слов о том, что фильм, в целом точно следующий литературному источнику, оказывается разнообразнее в приёмах, тоньше и в конечном счёте убедительнее. Повесть кажется многословной и чересчур объясняющей; не случайно, что при своём выходе она не вызвала и десятой доли той общественной реакции, какую спровоцировал фильм. Всего один маленький пример: в фильме дедушка Лены прощается с классом словами "Честь имею", все ученики как один встают, а учительница бросает им: "Садитесь". В четыре секунды спрессовано сразу несколько смысловых слоёв: военное прошлое Николая Николаевича, понятие чести, одно из ключевых для всей истории, неосознанное ощущение этой чести ребятами-зверятами и уже выработанный иммунитет к подобным категориям у учительницы... Это сделано просто, это не бог весть что, но из таких кусочков всё-таки складывается искусство, и таких кусочков практически нет в тексте повести.
В передаче, с которой начинались эта заметки, Д. Златопольская говорит вроде бы правильные вещи – о том, что люди объединяются против чего-то, а потом это объединение пожирает их самих, как шварцевский дракон, – но когда эти размышления обращены вовне (намёк на Украину очевиден), а не на себя, тогда то правдивое, что было в мысли, просачивается сквозь пальцы, и остаётся лишь осуждение или злорадство, прикрытое как бы сочувственным цоканьем, да ещё жалость к себе. Видимо, чтобы удержаться, нужно постоянно ловить себя: "А не похож ли я на Железную Кнопку, когда кажусь себе Леной Бессольцевой?"
Иллюстрацией к сказанному могут служить слова из одного письма, адресованного Ролану Быкову после выхода "Чучела" (а их были сотни, и благодарных, и осуждающих):
"…Извините, конечно, за бестактность и за разглашение государственной тайны, но Вы сделали гениальный фильм, о чем я не буду распространяться, дабы не впасть в формализм, элитаризм и эстетизм и т. д. <…> Нелепость истории, заключающейся в том, что хотя мелкого буржуа уже нет, а мелкобуржуазная стихия еще есть, Вы перевыразили волшебным способом, поставив на все позиции шекспировского по остроте конфликта изумительно красивых детей. Именно в нашей стране устойчиво вырастают самые красивые дети, пишутся самые красивые картины и ставятся самые лучшие фильмы. Эта историческая закономерность выступает как художественная реальность благодаря таким, кто может сделать фильм «Чучело». С поразительным изяществом входит придуманный Вами оркестр в художественную реальность фильма, выступая как органический структурный компонент, формальная рамка показанного, тактично переосмысляемая в конце, как знамение оптимизма. Наши побеждают, и как в том фильме 1930-х годов, они приходят и уходят под очень правильную музыку, даже если им не очень весело. Музыка вообще есть музыка победы.
С искренним уважением и приветом товарищам Железникову и Губайдулиной (автор музыки к фильму) и с пожеланиями дальнейших успехов в коммунистическом воспитании народа»".
"…Извините, конечно, за бестактность и за разглашение государственной тайны, но Вы сделали гениальный фильм, о чем я не буду распространяться, дабы не впасть в формализм, элитаризм и эстетизм и т. д. <…> Нелепость истории, заключающейся в том, что хотя мелкого буржуа уже нет, а мелкобуржуазная стихия еще есть, Вы перевыразили волшебным способом, поставив на все позиции шекспировского по остроте конфликта изумительно красивых детей. Именно в нашей стране устойчиво вырастают самые красивые дети, пишутся самые красивые картины и ставятся самые лучшие фильмы. Эта историческая закономерность выступает как художественная реальность благодаря таким, кто может сделать фильм «Чучело». С поразительным изяществом входит придуманный Вами оркестр в художественную реальность фильма, выступая как органический структурный компонент, формальная рамка показанного, тактично переосмысляемая в конце, как знамение оптимизма. Наши побеждают, и как в том фильме 1930-х годов, они приходят и уходят под очень правильную музыку, даже если им не очень весело. Музыка вообще есть музыка победы.
С искренним уважением и приветом товарищам Железникову и Губайдулиной (автор музыки к фильму) и с пожеланиями дальнейших успехов в коммунистическом воспитании народа»".
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.