Originally posted by kozhevnikov_r at Хрусталёв, машину!
Кинопоиск
Подсмотреное время
Жанр: психологическо-историческая драма
Режиссёр: Алексей Герман
Насилие: есть очень тяжёлые сцены
Оценка: шедевр, рекомендую с большой осторожностью и предупреждением
Я бы рекомендовал это кино с большой опаской. Это совершенный шедевр, но он требует слишком многого от простодушного зрителя. Это взрослый фильм. Он заставляет переживать, а это тяжело. Он требует, вытягивает ваши душевные запасы. К тому же будучи одним из лучших полотен киноискусства, а не ширпотреба требует от зрителя полного отрешения от всего лишнего, погружения в картину, минимум двух просмотров, хотя даже после первого сеанса смотреть снова нет сил. В нём есть очень тяжёлые сцены насилия. Женщинам советую подумать дважды перед просмотром.
Поэтому я бы посоветовал так. Если вы считаете себя взрослым, согласны что развлекать сейчас вас никто не будет, согласны на сцены насилия, то выберите свободный день, смотрите в одного или с любимым человеком 15 минут и решите нравится ли вам стиль, подача или вызывает отторжение. Если отторжение, то смело выключайте – далее пойдёт ещё хуже. Вот собственно и всё.
Подлинно исторических фильмов, их, ведь, очень мало. Обычно зритель сталкивается с костюмным кино. И претензии к нему привык предъявлять костюмные: мол, не было «Тигров» под Москвой, а вот эта битва совсем в другой местности происходила, а эти ребята килтов ещё не носили, а вот кораблей такого класса тогда ещё не изобрели, а в это время Иван Грозный был много старше, чем показано. У Стругацких где-то сказано, что если в книге про 18-ый век вдруг появится космический глиссер, то читатели сочтут книгу мусором, в то же время, если персонажи этой книги будут говорить языком века 20-ого, то мало кто сочтёт её ширпотребом. Что такое история? Это движение во времени коллективной психологии. Пришёл к такому выводу после более чем 10 лет увлечения историей. А потому историческое кино должно передавать главное – психологию. Это должен быть контакт с другими, чуждыми нам людьми, в неком смысле с инопланетянами. Только это они на своей земле, а мы пришельцы, мы пришли на эту землю после них. Непонимание мотивов поведения, непонимание ценностей аборигенов времени, непонимание лексики, синтаксиса должны быть спутниками контакта. Поэтому когда у Мэла Гибсона евреи говорят на арамейском, то это мне бальзам на душу. А иначе это кино либо про 50 лет намедни, не глубже в пласт, либо бульварное развлекалово, ничего общего с историей не имеющее. «Хрусталёв» - лучшая психологически-историческая драма, какую я, когда-либо видел. Главная, сущностная человеческая психология – это, конечно, психология бытовая. Поэтому здесь нет ни битв, ни прочего экшена, при этом нет ни одного лишнего кадра. Помните: мы умрём, а эта картина войдёт в школьные/студенческие учебники, по ней будущие поколения будут судить о нашем развитии, нашем видении и понимании самих себя. Как мы судим Элладу по её шедеврам, Возрождение по его шедеврам.
По течению фильма становится понятно, что для истории не существует фокуса, как нет фокуса у кадра, для неё нет главных и второстепенных персонажей, героев и массовки, нет иерархии, нет системы. Жизнь жёстче и проще. Все говорят, матерятся одновременно, все толкутся в коридорах и комнатах, подгладывают и доносят друг на друга, сталкиваются, дерутся и бьют каждого. Мы погружаемся в мир предков 60 лет назад. И знаете, что я понял? Что это слишком далёкое расстояние, чтобы я мог не то что судить, а просто понять этих людей. Я совершенно поверил, что примерно так оно всё и было. Но я и понял, что историческое кино снять почти невозможно. История всегда останется непонимаемой нами. Потому что нет вот этого самого простого, всей той повседневной, бытовой психологии. Сейчас она не лучше, не хуже, другая. Герман смог снять историческое кино, потому что имел личный контакт – память и переживания детства, рассказы отца, его друзей и знакомых. Только через личный контакт, через свою плоть и кровь, канатом своих воспоминаний, переживаний, страхов и радостей он и смог притянуть время. Человек может ухватить лишь то время, которое въелось в него самого. Потому и фильм несколько сновидческий. Там вначале старушка говорит «сны… сны» как бы подмигивая авторский мотив. Сам Герман, кажется, говорил, что этот фильм «сны сына о мире отца». И вытащить время ему удаётся только через боль, через личное высказывание, иначе получилось бы ряженная, костюмированная история. Сына зовут Алексей, как режиссёра, отца зовут Юрий, как отца режиссёра. Опять же вначале, когда голос рассказчика представляется «Это я. В молодости» на экране юный пацан плюёт в своё отражение в зеркале. Именно так. Честный, не альбомный взгляд на себя в прошлом в первую очередь вызывает стыд и отторжение. Ведь то, что мы видим это ещё и сон взрослого Алексея, про мир его детства, мир его отца и несмываемый, нарочито первым вылазящий в памяти, неотступный стыд за предательство папы и тяжёлая вина на всю жизнь, ощущение, что папа ушёл из дома именно из-за него, из-за его тогдашнего доноса. Он маленький мальчик погубил своего папу великана-генерала, он сам сломал своё детство, свою родительскую семью. Это то, что он чувствует. Картина во многом биографична, особенно, что касается именно бытовых деталей. Не во всём – сам Герман на своего папу не доносил и у них в семье всё сложилось намного лучше. Но ощущение, несчастные рассказы из других семей были.
Итак, быт, бытовая психология. Трофейная Москва, дом полная чаша, споивший дорогим алкоголем собаку и сам спивающийся генерал. Но при этом один сортир на ораву жильцов. Коммунальная неустроенность москвичей, ещё большая, чем сейчас. Мизантропическое наблюдение за природой человека: чем меньше у людей собственности, тем не больше братства-равенства, отнюдь, тем больше уровень насилия и жёсткость иерархии. «Здесь у всех свои стульчаки. Нам никто не даст» наставляет мама сына прокрасться домой и выкрасть стульчак для унитаза из бывшей их квартиры. Как известно одна из самых жёстких и жестоких моделей общества это тюремная камера. Там вместо собственности люди ранжируются по удалённости от параши поближе к приятному воздуху за решёткой. Другим нелицеприятным наблюдением после уплотнения жилищ является уплотнение полов. Мужчины и женщины социально, культурно практически неразличимы. Предельно асексуальное общество. Может быть, это его самая противная черта. Общество, где не осталось уважения к женщине, ни жеста галантности, ни слова вежливости. «Дурак» и «дура» здесь единственные ласковые слова. Их говорят возлюбленным и своим детям. «Суки, сволочи» же нормальные. Женщины одеваются, матюгаются, пьют, дерутся наравне с мужчинами. По сути, не женщины, а мужланки. Крах общества, конец истории. И даже учительница русского, менее по идее мужланистая, чем её товарки, и та ужасающе противна сексу, дичится любых ласк. К этому добавляется обострённая шизофрения общества: там постоянно соседствуют хамство и поэзия. Но поэзия сумасшедшая, не замечающая своей некместности. Как-то: полоумная бабка, цитирующая стихи, вальсирующий человек в каком-то пригородном полустанке. Потихоньку едет крыша и у непрошибаемого на вид генерала. Люди живут в состоянии перманентного нервного срыва, не делая исключений для детей. Алексей то срывается «суки, сволочи», то неумело молится, то звонит доносить. Далее, секс, нормальные отношения полов подменяет собой политика и насилие. Всё как в оруэлловском «1984», отнюдь не фантастической книге, тоже исследовавшей и описывающей главное – психологию, состояние души общества. Тоталитарная власть контролирует думы и энергию людей. В том числе перенаправляет мощную сексуальную энергию в русло непрерывной социально-политической борьбы. Именно поэтому часто звучит «жопа», подсознательная фашистко-гомосексуальная тяга к унижению насилием. Вот мальчик начитался газет «Мы не против евреев, мы против сионистов», его тут же мочат всем двором. Психология «народ против власти» в действии. На этой же психологии играет власть - чекисты - чтобы наказать одного своего представителя, в смысле представителя элиты вообще – генерала. Поэтому с таким сладострастием его опускают урки, быдло, не понимающее что далее их забьют лопатой под грузовиком.
Именно это бытописание и является самой лучшей на сегодняшний день прививкой против сталинизма, против тоталитаризма. Либеральные доводы типа «Сталин погубил 10, 50, 100 миллионов» не трогают публику. Они персонифицируют, красиво возвеличивают, магнетизируют зло. «Хрусталёв» же является тем зеркалом, в котором всякий здоровый, совестливый человек увидит свои мерзкие черты, поймёт, что в этих уродах есть и что-то от него самого. «Всё по старому, бывалому. И было так всегда». И не сможет не плюнуть в это своё отражение и раз и навсегда отринуть его, свести с ним счёты. Поэтому этот фильм, возможно в будущем, будет включён в образовательную программу. Это наиболее сильное высказывание искусства о том времени, о тех людях. Пока же он в своём размере не замечен современниками. Печально, что в обществе вновь-и-вновь растёт молодое быдло, мало отличимое от того, что было 60 лет назад и которому так подходит риторически-куцый диалог:
Название фильма «Хрусталёв, машину» - отсылает к фразе Берия. Это, видимо, первая реально задокументированная фраза после момента смерти вождя, первая фраза нового мира. И что? Фраза как фраза. Бытовая. Такая же как миллионы других произносимых в тот же день. Она ничуть не значимей их. Никто ничего не знал, никто ничего не заметил. Вождь, столб земли, кит, держащий планетарный диск, отец отечества умер, а никто не заметил, у всех продолжалась вся та же жизнь, мир не перевернулся. Потом, конечно, он всё же поменяется, слишком много судеб, слишком много голов держали в себе культ, образ этого нелепого, нежизнеспособного мироустройства, порождённого самим обществом в период обострения болезни.
Иногда персонажи картины поворачиваются и смотрят прямо на нас. Они знают, что мы за ними подглядываем. Бессовестно, грязно подглядываем. Но не обижаются, а относятся к этому как к само собой разумеющемуся факту. Потому что сами такие же. Потому что сами скованные одной цепью, сами вовлечены в круговую поруку взаимного наблюдения во благо общества и ради нас - потомков, конечно же. И постыдным это уже не считают, т.е. кто-то ещё считает, но шизофренически загоняет этот буржуазный пережиток в подкорку. Вот он самый что ни на есть коммунизм – тотальное отсутствие личного пространства, даже личного пространства мыслей – в таком общежитии даже и подумать что-то своё неуместно. С вытекающим отсюда стиранием личности через шизофрению и безумие. Время передано на уровне тактильности, осязания, оно залазит к нам в голову, шоркает там по-старушечьи, срывается «сволочи, будьте вы прокляты все», норовит вас пихнуть, толкнуть побольнее, выселить из неправедно занимаемой черепной коробки к быдлу, к уркам. Отсутствие уединённости даже наедине: «пум пу рум» говорят супруги, давая понять, что их разговор прослушивают, подслушивают, благо штат ЧК и слышимость коммуналок превосходны. А вот люди занимаются сексом и всё равно кто-то подсматривает. И мы подглядываем в это время тоже.
КинопоискПодсмотреное время
Жанр: психологическо-историческая драма
Режиссёр: Алексей Герман
Насилие: есть очень тяжёлые сцены
Оценка: шедевр, рекомендую с большой осторожностью и предупреждением
Я бы рекомендовал это кино с большой опаской. Это совершенный шедевр, но он требует слишком многого от простодушного зрителя. Это взрослый фильм. Он заставляет переживать, а это тяжело. Он требует, вытягивает ваши душевные запасы. К тому же будучи одним из лучших полотен киноискусства, а не ширпотреба требует от зрителя полного отрешения от всего лишнего, погружения в картину, минимум двух просмотров, хотя даже после первого сеанса смотреть снова нет сил. В нём есть очень тяжёлые сцены насилия. Женщинам советую подумать дважды перед просмотром.
Поэтому я бы посоветовал так. Если вы считаете себя взрослым, согласны что развлекать сейчас вас никто не будет, согласны на сцены насилия, то выберите свободный день, смотрите в одного или с любимым человеком 15 минут и решите нравится ли вам стиль, подача или вызывает отторжение. Если отторжение, то смело выключайте – далее пойдёт ещё хуже. Вот собственно и всё.
Подлинно исторических фильмов, их, ведь, очень мало. Обычно зритель сталкивается с костюмным кино. И претензии к нему привык предъявлять костюмные: мол, не было «Тигров» под Москвой, а вот эта битва совсем в другой местности происходила, а эти ребята килтов ещё не носили, а вот кораблей такого класса тогда ещё не изобрели, а в это время Иван Грозный был много старше, чем показано. У Стругацких где-то сказано, что если в книге про 18-ый век вдруг появится космический глиссер, то читатели сочтут книгу мусором, в то же время, если персонажи этой книги будут говорить языком века 20-ого, то мало кто сочтёт её ширпотребом. Что такое история? Это движение во времени коллективной психологии. Пришёл к такому выводу после более чем 10 лет увлечения историей. А потому историческое кино должно передавать главное – психологию. Это должен быть контакт с другими, чуждыми нам людьми, в неком смысле с инопланетянами. Только это они на своей земле, а мы пришельцы, мы пришли на эту землю после них. Непонимание мотивов поведения, непонимание ценностей аборигенов времени, непонимание лексики, синтаксиса должны быть спутниками контакта. Поэтому когда у Мэла Гибсона евреи говорят на арамейском, то это мне бальзам на душу. А иначе это кино либо про 50 лет намедни, не глубже в пласт, либо бульварное развлекалово, ничего общего с историей не имеющее. «Хрусталёв» - лучшая психологически-историческая драма, какую я, когда-либо видел. Главная, сущностная человеческая психология – это, конечно, психология бытовая. Поэтому здесь нет ни битв, ни прочего экшена, при этом нет ни одного лишнего кадра. Помните: мы умрём, а эта картина войдёт в школьные/студенческие учебники, по ней будущие поколения будут судить о нашем развитии, нашем видении и понимании самих себя. Как мы судим Элладу по её шедеврам, Возрождение по его шедеврам.
По течению фильма становится понятно, что для истории не существует фокуса, как нет фокуса у кадра, для неё нет главных и второстепенных персонажей, героев и массовки, нет иерархии, нет системы. Жизнь жёстче и проще. Все говорят, матерятся одновременно, все толкутся в коридорах и комнатах, подгладывают и доносят друг на друга, сталкиваются, дерутся и бьют каждого. Мы погружаемся в мир предков 60 лет назад. И знаете, что я понял? Что это слишком далёкое расстояние, чтобы я мог не то что судить, а просто понять этих людей. Я совершенно поверил, что примерно так оно всё и было. Но я и понял, что историческое кино снять почти невозможно. История всегда останется непонимаемой нами. Потому что нет вот этого самого простого, всей той повседневной, бытовой психологии. Сейчас она не лучше, не хуже, другая. Герман смог снять историческое кино, потому что имел личный контакт – память и переживания детства, рассказы отца, его друзей и знакомых. Только через личный контакт, через свою плоть и кровь, канатом своих воспоминаний, переживаний, страхов и радостей он и смог притянуть время. Человек может ухватить лишь то время, которое въелось в него самого. Потому и фильм несколько сновидческий. Там вначале старушка говорит «сны… сны» как бы подмигивая авторский мотив. Сам Герман, кажется, говорил, что этот фильм «сны сына о мире отца». И вытащить время ему удаётся только через боль, через личное высказывание, иначе получилось бы ряженная, костюмированная история. Сына зовут Алексей, как режиссёра, отца зовут Юрий, как отца режиссёра. Опять же вначале, когда голос рассказчика представляется «Это я. В молодости» на экране юный пацан плюёт в своё отражение в зеркале. Именно так. Честный, не альбомный взгляд на себя в прошлом в первую очередь вызывает стыд и отторжение. Ведь то, что мы видим это ещё и сон взрослого Алексея, про мир его детства, мир его отца и несмываемый, нарочито первым вылазящий в памяти, неотступный стыд за предательство папы и тяжёлая вина на всю жизнь, ощущение, что папа ушёл из дома именно из-за него, из-за его тогдашнего доноса. Он маленький мальчик погубил своего папу великана-генерала, он сам сломал своё детство, свою родительскую семью. Это то, что он чувствует. Картина во многом биографична, особенно, что касается именно бытовых деталей. Не во всём – сам Герман на своего папу не доносил и у них в семье всё сложилось намного лучше. Но ощущение, несчастные рассказы из других семей были.
Итак, быт, бытовая психология. Трофейная Москва, дом полная чаша, споивший дорогим алкоголем собаку и сам спивающийся генерал. Но при этом один сортир на ораву жильцов. Коммунальная неустроенность москвичей, ещё большая, чем сейчас. Мизантропическое наблюдение за природой человека: чем меньше у людей собственности, тем не больше братства-равенства, отнюдь, тем больше уровень насилия и жёсткость иерархии. «Здесь у всех свои стульчаки. Нам никто не даст» наставляет мама сына прокрасться домой и выкрасть стульчак для унитаза из бывшей их квартиры. Как известно одна из самых жёстких и жестоких моделей общества это тюремная камера. Там вместо собственности люди ранжируются по удалённости от параши поближе к приятному воздуху за решёткой. Другим нелицеприятным наблюдением после уплотнения жилищ является уплотнение полов. Мужчины и женщины социально, культурно практически неразличимы. Предельно асексуальное общество. Может быть, это его самая противная черта. Общество, где не осталось уважения к женщине, ни жеста галантности, ни слова вежливости. «Дурак» и «дура» здесь единственные ласковые слова. Их говорят возлюбленным и своим детям. «Суки, сволочи» же нормальные. Женщины одеваются, матюгаются, пьют, дерутся наравне с мужчинами. По сути, не женщины, а мужланки. Крах общества, конец истории. И даже учительница русского, менее по идее мужланистая, чем её товарки, и та ужасающе противна сексу, дичится любых ласк. К этому добавляется обострённая шизофрения общества: там постоянно соседствуют хамство и поэзия. Но поэзия сумасшедшая, не замечающая своей некместности. Как-то: полоумная бабка, цитирующая стихи, вальсирующий человек в каком-то пригородном полустанке. Потихоньку едет крыша и у непрошибаемого на вид генерала. Люди живут в состоянии перманентного нервного срыва, не делая исключений для детей. Алексей то срывается «суки, сволочи», то неумело молится, то звонит доносить. Далее, секс, нормальные отношения полов подменяет собой политика и насилие. Всё как в оруэлловском «1984», отнюдь не фантастической книге, тоже исследовавшей и описывающей главное – психологию, состояние души общества. Тоталитарная власть контролирует думы и энергию людей. В том числе перенаправляет мощную сексуальную энергию в русло непрерывной социально-политической борьбы. Именно поэтому часто звучит «жопа», подсознательная фашистко-гомосексуальная тяга к унижению насилием. Вот мальчик начитался газет «Мы не против евреев, мы против сионистов», его тут же мочат всем двором. Психология «народ против власти» в действии. На этой же психологии играет власть - чекисты - чтобы наказать одного своего представителя, в смысле представителя элиты вообще – генерала. Поэтому с таким сладострастием его опускают урки, быдло, не понимающее что далее их забьют лопатой под грузовиком.
Именно это бытописание и является самой лучшей на сегодняшний день прививкой против сталинизма, против тоталитаризма. Либеральные доводы типа «Сталин погубил 10, 50, 100 миллионов» не трогают публику. Они персонифицируют, красиво возвеличивают, магнетизируют зло. «Хрусталёв» же является тем зеркалом, в котором всякий здоровый, совестливый человек увидит свои мерзкие черты, поймёт, что в этих уродах есть и что-то от него самого. «Всё по старому, бывалому. И было так всегда». И не сможет не плюнуть в это своё отражение и раз и навсегда отринуть его, свести с ним счёты. Поэтому этот фильм, возможно в будущем, будет включён в образовательную программу. Это наиболее сильное высказывание искусства о том времени, о тех людях. Пока же он в своём размере не замечен современниками. Печально, что в обществе вновь-и-вновь растёт молодое быдло, мало отличимое от того, что было 60 лет назад и которому так подходит риторически-куцый диалог:
- Начальник, отпусти на волю.
- А на чё те воля то?
- А на чё те воля то?
Название фильма «Хрусталёв, машину» - отсылает к фразе Берия. Это, видимо, первая реально задокументированная фраза после момента смерти вождя, первая фраза нового мира. И что? Фраза как фраза. Бытовая. Такая же как миллионы других произносимых в тот же день. Она ничуть не значимей их. Никто ничего не знал, никто ничего не заметил. Вождь, столб земли, кит, держащий планетарный диск, отец отечества умер, а никто не заметил, у всех продолжалась вся та же жизнь, мир не перевернулся. Потом, конечно, он всё же поменяется, слишком много судеб, слишком много голов держали в себе культ, образ этого нелепого, нежизнеспособного мироустройства, порождённого самим обществом в период обострения болезни.
Иногда персонажи картины поворачиваются и смотрят прямо на нас. Они знают, что мы за ними подглядываем. Бессовестно, грязно подглядываем. Но не обижаются, а относятся к этому как к само собой разумеющемуся факту. Потому что сами такие же. Потому что сами скованные одной цепью, сами вовлечены в круговую поруку взаимного наблюдения во благо общества и ради нас - потомков, конечно же. И постыдным это уже не считают, т.е. кто-то ещё считает, но шизофренически загоняет этот буржуазный пережиток в подкорку. Вот он самый что ни на есть коммунизм – тотальное отсутствие личного пространства, даже личного пространства мыслей – в таком общежитии даже и подумать что-то своё неуместно. С вытекающим отсюда стиранием личности через шизофрению и безумие. Время передано на уровне тактильности, осязания, оно залазит к нам в голову, шоркает там по-старушечьи, срывается «сволочи, будьте вы прокляты все», норовит вас пихнуть, толкнуть побольнее, выселить из неправедно занимаемой черепной коробки к быдлу, к уркам. Отсутствие уединённости даже наедине: «пум пу рум» говорят супруги, давая понять, что их разговор прослушивают, подслушивают, благо штат ЧК и слышимость коммуналок превосходны. А вот люди занимаются сексом и всё равно кто-то подсматривает. И мы подглядываем в это время тоже.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.