Originally posted by macroud at «Жертвоприношение» Андрея Тарковского, 1986
Кинопоиск
Когда-то, давным-давно, один монах посадил на горе сухое дерево. И велел своему послушнику каждый день поливать его – пока оно не оживет. И послушник поливал. Три года… А через три года то дерево все покрылось цветами.
Система, возведенная в ритуал, т.е. получившая сакральное освящение, меняет мир. Как говорится, повторение – мать учения! И в соединении с волей оно неизбежно приведет к любой поставленной цели. Осталось только определить ту цель, ту волю и тот ритуал.
Итак, известный журналист и интеллектуал, в прошлом не менее известный театральный актер, Александр, собирается отметить свой день рождения. В узком кругу родных и самых близких друзей. В доме на пустынном побережье холодного моря.
На утренней прогулке сынишка нашего журналиста случайно ранится, и у Александра, трепещущего над каждым его шагом, случается сердечный приступ. И происходит нечто… Мозговой спазм, галлюцинация, сон? Или прорыв в Иное и приобщение к вариабельности мироздания…
Вечернее мероприятие идет своим чередом. Вот уже скоро и за стол, но… Но тут случается мировая война. Большим медным тазом прихлопнет, вероятно, завтра, а пока, прежде чем отключиться, телевизор призвал сохранять порядок, крепиться и оставаться на своих местах. Телефон и электричество отключились во след телевизору…
Какой уж теперь праздник? Истерика! И срывание покровов…
Утром, еще до того Случая, Александра с сынишкой нагнал приятель, местный почтальон Отто. И случился у них любопытный разговор.
Отто: «Я всю жизнь ждал чего-нибудь, чувствовал, что моя жизнь не настоящая, что это только ожидание жизни, ожидание чего-то настоящего, чего-то важного. Вот живем мы, живем – вот и все наши заботы. Надеемся, ждем чего-то, умираем, возрождаемся, но ничего не помним – и все начинается сначала. Не буквально, однако столь же безнадежно… А почему? Потому что, по сути, каждый раз это новое, так сказать, представление. [И как тут не вспомнить, что весь мир – театр, а все мы – актеры?] Все так устроено. Вот если бы от меня что зависело…»
Александр: «Ты считаешь, что человек мог бы найти новую конструкцию, модель нового абсолютного закона, абсолютной правды? Это было бы равнозначно созданию новой Вселенной, стать Демиургом…»
Отто: «Видишь ли, иногда мне кажется, что если я действительно верю, то так все и будет. «Вера дана вам. И будет вам по вере вашей…»
Александр же ничего не ждет. В своих эссе он призывает не печалиться, не ждать, а просто жить – жить, как велит душа. Так кажется Отто и так, вероятно, полагает сам Александр. В известном смысле, Александр приобрел свободу. Но мир-то кричаще ущербен! Можно ли в нем быть свободным? Как там у Ленина: «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». А ведь это и к миру относится в еще большей степени. И конечно, Александр это чувствует. И оттого его эссе, вся его философия – это философия грусти и… отчаяния (?).
Александр: «Мы совсем заблудились. Человечество идет не тем путем, путем очень опасным… Человек всегда защищался. Он постоянно насиловал Природу. А результат этого – цивилизация, основанная на насилии, власти, страхе и зависти. И весь этот, так называемый, технический прогресс служил только одному – получению всевозможных удобств, «стандартов», а также инструментов насилия для удержания власти… Каждое достижение прогресса, науки мы немедленно превращаем во что-то недоброе. А что до уровня жизни, один умный человек как-то сказал: «грех не есть нечто необходимое». Если это действительно так, то вся наша цивилизация, от начала до конца, зиждется на грехе. Возникла ужасающая дисгармония, дисбаланс между материальным развитием и духовным. Что-то не так в нашей культуре, вернее, в цивилизации. Что-то в корне неправильно… Господи, как я устал от всей этой болтовни – слова, слова, слова… Если бы нашелся хоть кто-нибудь, кто вместо болтовни сделал что-то реальное!»
А ведь Александр одинок, фатально одинок, онтологически! Раньше у Тарковского мироздание раскрывалось в диалогах, а в этой картине – в монологах. Раньше спорили. Теперь же герою никто не возражает. Разве что только удивляется… Авторскую точку зрения никто не оспаривает. Потому что не воспринимает всерьез! Возможно, таковым стало самоощущение и самого Тарковского.
И вот случилась война… И конец всему человечеству: неправильному, правильному – всему! Без возможности что-либо исправить. И выяснилось, что Александр-то вовсе не был свободен: «Я всю жизнь ждал вот этого. Вся моя жизнь была сплошным ожиданием именно этого.» Он жил в состоянии постоянного страха.
И что теперь делать? Молиться? Да ведь «теперь мы уже не умеем молиться».
Но Александр все равно молится. Он боготворит маленького сына, но готов отказаться от него, от любимого дома, от семьи, от жизни – от всего. Только бы стало, как прежде – как утром, как вчера – без войны. И без страха…
Без страха? Но ведь прежде-то страх был – над миром висела Бомба! Без страха – это уже другой мир…
И снова протекает потолок. И железная кровать посреди пустой комнаты. И девочка перед значимой книгой. И кто-то мечется в уходящем вдаль коридоре. И осколки ушедшей жизни под текуче-стоячей водой. И воспаряющая постель. И безумно красивый покойный пейзаж за окном предельно обмирщенного настоящего.… «Солярис», «Сталкер», «Ностальгия» и даже «Андрей Рублев»… Сны? Скорее, прорыв в иные грани бытия и… напоминание. Все картины Тарковского – попытка сделать мир иным, лучшим. Повторение – мать учения!
К Александру прибегает Отто и уговаривает сходить к Марии, служанке Александра, что живет на другом берегу озера у заброшенной церкви и сейчас отпущена домой, и лечь с ней. И тогда, мол, все закончится, все исправится.
- Я собрал доказательства: она – ведьма!
- В каком смысле?
- В хорошем смысле.
- Ты меня разыгрываешь, продолжаешь свои шуточки по Ницше.
- А что, есть другой выход? Альтернатива? Ее нет!
Отто – тип любопытный. Весьма любопытный. Сейчас он почтальон со свободным посещением (!) и деревенский философ, а в прошлом – учитель истории. Но главное, он – «в некотором роде коллекционер». Отто собирает события, такие, которые считаются необъяснимыми, но при этом являются правдивыми. И еще он обращает внимание на то, на что другие уже давно внимания не обращают. Вот и касание злого ангела ощутил… Но и доброго тоже? Иной вариант Сталкера?
И Господь услышал Александра.
Но за подаренный человечеству новый мир нужно платить, ибо, как заметил Отто, каждый подарок несет в себе жертву – иначе какой же это подарок?
Да и стоит ли жалеть? Мир Александра-то – игрушечный, карточный домик! Вроде бы все солидно, а на поверку – фанера, бумага и песок. Как традиционные японские дома. Всю эту мишуру ничуть не жалко. Ради нового-то мира…
«Если бы нашелся хоть кто-нибудь, кто вместо болтовни сделал что-то реальное!» Вот и нашелся… И хватило на все огромное человечество одного единственного искреннего человека. Но как бы он так и не остался единственным.
- Вначале было слово… Почему, папа?
Потому что слово было у Бога. И слово было Бог… Слово – это та вечно повторяющаяся система, которая правит миром и которая этот мир правит. Не отступай от нее, сынок!
«Вера дана вам. И будет вам по вере вашей.» Но ведь вера начинается со слова.
Мальчик усвоил урок отца. Он исправит мир.
Но усвоили ли уроки Тарковского мы?
А теперь немного анализа.
Откровений в этой картине, в отличие от того же «Сталкера», нету. Да, планов много, открывать можно многое, но все главное, что сказано, – на поверхности: наш мир многолик, эфемерен и… плох, и лучший мир стоит того, чтобы принести ради него в жертву имеющийся. Тем более, что мир формируется нами самими. Предзаключительные кадры балагана с дуркой – отличная иллюстрация этой эфемерности и подвластности человеческой воле.
Наберитесь смелости (цель-то ясна!) – и схватите журавля, отбросив ласкающуюся в руках синицу! Но отказаться от «стандартов» так страшно… А он, автор, исправить мир уже не успевает. Потому и завещание.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.