Originally posted by rassudkin at Старший сын. Постановщик В. Мельников. 1976 год.
Кинопоик
Средства противоцензурной обороны бывают разные. К примеру, в "Иронии судьбы" Женя - хирург, Надя - учитель. Но на них совершенно нет отпечатка райбольницы и средней школы, они абсолютно не испорчены квартирным вопросом и совсем не запуганы советской стоматологией. При этом Женя и Надя, конечно, не положительный примитив, а живые люди с чувствами и судьбой, однако, не исключено, что они прилетели с планеты Марс.
Это почти неизбежная условность советского кино: как в античном театре мужчины играют женщин - так в советских фильмах актеры играют взрослых младенцев ( в коконе), со сложным характером, но без признаков местной идентичности.
В "Старшем сыне" необходимая антицензурная оборона - не в героях, а в сюжете. Он универсален и включает в себя и эту функцию. Два парня, по недозрелости, цинично наврали пожилому музыканту, но потом один из парней опомнился и нравственно повзрослел. А второй разгильдяй еще сильнее проявил свою мещанскую сущность, и зло в его лице, т.е., в лице колоритнейшего и красивого Михаила Боярского, было посрамлено. (Плюс еще новизна усиливала яркость актера - Боярского тогда никто не знал). Не хватало, разве что, срывания с его груди комсомольского значка, как в пьесе Розова "В добрый час".
Для сравнения, в этой пьесе Розова главный герой-разгильдяй, чуть было не пролезший по знакомству в институт, тоже нравственно развился, зло, опять же, было посрамлено, а причиной уходящей в прошлое коррупции оказались больные сердца мамаш блатных абитуриентов. Это хорошая, яркая пьеса Розова, показавшая не только коррупцию, но и наполеонов по-советски, но - пьеса однослойная. В отличие от вампиловской. Просто жестко условный советский классицизм нужно смотреть с учетом абсолютно обязательной конъюнктуры и с пониманием драматургических и уголовных законов того времени. Это признак жанра. В 56-м второго плана и подтекста не могло быть. Розов и так много сказал.
в пьесе Розова мораль крутится вокруг комсомола и значка - эта икона еще существует в конце 50-х. В 70-е, вампиловские, иконы коммунизма больше нет. Сук , на котором сидели, срублен сталинщиной.
До 70-х защита от цензуры была очень мощной - сплошная условность, и за верхним защитным слоем почти ничего не помещалось. За личной судьбой всегда косвенно стояло общее дело, и уши его торчали по всем направлениям. Так было до Вампилова.
Пьесы Вампилова многослойны и неоднозначны, со вторым планом и тайным третьим смыслом. Герои его пьес ищут свой личный смысл для своей жизни - общего у них нет. Для них цель - ни коммунизм, ни его отрицание. Они эту икону начисто забыли. Это люди, которые про коммунизм в школе слышали, но пропустили мимо ушей - как что-то навязанное в нагрузку к жизни. Таких героев раньше в кино не было (но были в жизни) - не было людей, которые просто живут и ищут для этой жизни свой нравственный смысл, напрочь забыв, что он заключался когда-то в коммунизме.
В "Старшем сыне" все ищут мать. Мать Нины и Васеньки сбежала. Васенька влюблен в женщину значительно старше себя, не только по возрасту, но и по мироощущению. Сарафанов все время порывается поехать к матери Бусыгина. Мать - это известный символ, это духовная родина, основы.
Бусыгин ищет отца. Все стремятся к потерянным корням. Все герои в поиске, им не хватает завершенности.
Когда М. Горький говорит: "Человек - это звучит гордо!", а церковь называет человека образом и подобием Божьим - это разное. Но на бытовом уровне, массово, такая галиматья о человеческом величии понимается одинаково - кто из людей сильнее, кто выше в иерархии. Если совсем массово - кто кому может навалять.
Сарафанов - не знает, зачем прожил жизнь. С его точки зрения - он не стал большим музыкантом, композитором (хотя мог) и даже не играет в оркестре. Оправдания, которые Сарафанов находит - в детях, в нравственных достоинствах - более, чем весомы. Он это понимает головой, но не верит этому, т.к. подсознательно одурманен пропагандистскими месседжами про гениальность, престиж, удовлетворенность жизнью, достижения и т.п. Андрей Григорьевич сам не может найти главного оправдания своей формально неудачной жизни, которое заключается в служении музыке как таковой - не с целью получения ништяков. Этот аргумент отлично видит со стороны и находит для него Бусыгин.
Кудимов михаил - противоположность Сарафанова. Этот добьется всего, т.к. для него высшая цель - соблюдение формальных принципов, как правило. поверхностно-поведенческих. Он интересен еще и тем, что до него человек в форме (любой) толковался как исключительно положительный. Просто так форму на актера не надевали. Кудимов и положительный и принципиальный, но за внешней канвой ничего нет. Это чисто поверхностные проявления, оставшиеся от когда-то бывшей идеологии.
Сильва и Кудимов по-разному одинаково не слышат человека. Сильва крайний индивидуалист, людей он понимает, но использует только для себя и не сочувствует им. Кудимов, наоборот, бескорыстно всех подводит под принятые общие правила. Он - коллективист, носитель жестких поверхностных общих шаблонов.
Для Бусыгина ценность индивидуальной, нестандартной, никуда не вписывающейся судьбы гораздо выше и коллективной идеологии и религии успеха и приличия. Здесь - жизнь, там - просто схема. Здесь - вкус жизни, там - обманка из правил, определений, иерархических ступеней. Характерно отношение к Сарафанову этих трех персонажей. Бусыгин слышит в его жизни отголосок судьбы своей матери, отзвук своего прошлого и чувствует ценность этой невеликой жизни. Кудимов видит в ней "горькую правду", а Сильва считает: "Гусь...все они гуси...напаяли мужика и хватит."
Васенька и Нина не могут найти в отце моральной опоры, потому что он сам не видит ее в своей жизни, считая ее неудавшейся. Васенька любит женщину намного старше, а Нина бросилась от неуверенного ни в чем отца к ни в чем не сомневающемуся Кудимову. Но Кудимов только видимость опоры.
Все пьесы Вампилова написаны в 60-х годах. Но о 70-х. Там состояние умов 70-х годов. Это большая мистическая странность.
В фильме Мельникова - 70-е. Нина одета в кофту-лапшу и юбку-полусолнце. На парнях - клеша и длинные волосы. В 60-х были брюки-дудочки, стрижки под канатку или под полубокс, конские хвосты и пышные начесы. Так часто одевают актеров в театральных постановках "Старшего сына".
Они очень, что называется, атмосферные, фильмы Мельникова по Вампилову. Реализм там соблюдается жестко, в деталях и всецело - вместе со всем его романтизмом. Окраинное захолустье, летний холод, черный ночной воздух, почти скрывший старую двухэтажку, обилие опадающей листвы и ажурный от разноцветных деревьев дворик - со всей щемящей и сладкой провинциальной романтикой реализма.
В фильме прекрасная обыденность - неяркий акварельный день и ночь с приятным , мягким освещением.
Старая квартира в двухэтажном доме, дощатый пол, торшеры, белые кухонные занавески - чем больше ушедших в прошлое бытовых деталей, тем больше в простоватом реализме ностальгической романтики.
Ирина Степанова
Кинопоик
Об "Иронии судьбы" я писала: "Бессмертный" сюжет достоин "Ревизора".
В мире мало произведений с бессмертным сюжетом. Кроме "Ревизора" (безусловный лидер в этом перечне) еще "Ирония судьбы", "Старший сын" и "Виктор и Виктория" - шедевральная комедия Блейка Эдвардса. "Бессмертность" не характеризуется ничем, но безошибочно определяется на глаз.
Итак, "Старший сын". Что же надето на гениальный сюжетный каркас? Во-первых, абсолютно необходимая защита от цензуры - это верхний слой.
В мире мало произведений с бессмертным сюжетом. Кроме "Ревизора" (безусловный лидер в этом перечне) еще "Ирония судьбы", "Старший сын" и "Виктор и Виктория" - шедевральная комедия Блейка Эдвардса. "Бессмертность" не характеризуется ничем, но безошибочно определяется на глаз.
Итак, "Старший сын". Что же надето на гениальный сюжетный каркас? Во-первых, абсолютно необходимая защита от цензуры - это верхний слой.
Средства противоцензурной обороны бывают разные. К примеру, в "Иронии судьбы" Женя - хирург, Надя - учитель. Но на них совершенно нет отпечатка райбольницы и средней школы, они абсолютно не испорчены квартирным вопросом и совсем не запуганы советской стоматологией. При этом Женя и Надя, конечно, не положительный примитив, а живые люди с чувствами и судьбой, однако, не исключено, что они прилетели с планеты Марс.
Это почти неизбежная условность советского кино: как в античном театре мужчины играют женщин - так в советских фильмах актеры играют взрослых младенцев ( в коконе), со сложным характером, но без признаков местной идентичности.
В "Старшем сыне" необходимая антицензурная оборона - не в героях, а в сюжете. Он универсален и включает в себя и эту функцию. Два парня, по недозрелости, цинично наврали пожилому музыканту, но потом один из парней опомнился и нравственно повзрослел. А второй разгильдяй еще сильнее проявил свою мещанскую сущность, и зло в его лице, т.е., в лице колоритнейшего и красивого Михаила Боярского, было посрамлено. (Плюс еще новизна усиливала яркость актера - Боярского тогда никто не знал). Не хватало, разве что, срывания с его груди комсомольского значка, как в пьесе Розова "В добрый час".
Для сравнения, в этой пьесе Розова главный герой-разгильдяй, чуть было не пролезший по знакомству в институт, тоже нравственно развился, зло, опять же, было посрамлено, а причиной уходящей в прошлое коррупции оказались больные сердца мамаш блатных абитуриентов. Это хорошая, яркая пьеса Розова, показавшая не только коррупцию, но и наполеонов по-советски, но - пьеса однослойная. В отличие от вампиловской. Просто жестко условный советский классицизм нужно смотреть с учетом абсолютно обязательной конъюнктуры и с пониманием драматургических и уголовных законов того времени. Это признак жанра. В 56-м второго плана и подтекста не могло быть. Розов и так много сказал.
в пьесе Розова мораль крутится вокруг комсомола и значка - эта икона еще существует в конце 50-х. В 70-е, вампиловские, иконы коммунизма больше нет. Сук , на котором сидели, срублен сталинщиной.
До 70-х защита от цензуры была очень мощной - сплошная условность, и за верхним защитным слоем почти ничего не помещалось. За личной судьбой всегда косвенно стояло общее дело, и уши его торчали по всем направлениям. Так было до Вампилова.
Пьесы Вампилова многослойны и неоднозначны, со вторым планом и тайным третьим смыслом. Герои его пьес ищут свой личный смысл для своей жизни - общего у них нет. Для них цель - ни коммунизм, ни его отрицание. Они эту икону начисто забыли. Это люди, которые про коммунизм в школе слышали, но пропустили мимо ушей - как что-то навязанное в нагрузку к жизни. Таких героев раньше в кино не было (но были в жизни) - не было людей, которые просто живут и ищут для этой жизни свой нравственный смысл, напрочь забыв, что он заключался когда-то в коммунизме.
В "Старшем сыне" все ищут мать. Мать Нины и Васеньки сбежала. Васенька влюблен в женщину значительно старше себя, не только по возрасту, но и по мироощущению. Сарафанов все время порывается поехать к матери Бусыгина. Мать - это известный символ, это духовная родина, основы.
Бусыгин ищет отца. Все стремятся к потерянным корням. Все герои в поиске, им не хватает завершенности.
Когда М. Горький говорит: "Человек - это звучит гордо!", а церковь называет человека образом и подобием Божьим - это разное. Но на бытовом уровне, массово, такая галиматья о человеческом величии понимается одинаково - кто из людей сильнее, кто выше в иерархии. Если совсем массово - кто кому может навалять.
Сарафанов - не знает, зачем прожил жизнь. С его точки зрения - он не стал большим музыкантом, композитором (хотя мог) и даже не играет в оркестре. Оправдания, которые Сарафанов находит - в детях, в нравственных достоинствах - более, чем весомы. Он это понимает головой, но не верит этому, т.к. подсознательно одурманен пропагандистскими месседжами про гениальность, престиж, удовлетворенность жизнью, достижения и т.п. Андрей Григорьевич сам не может найти главного оправдания своей формально неудачной жизни, которое заключается в служении музыке как таковой - не с целью получения ништяков. Этот аргумент отлично видит со стороны и находит для него Бусыгин.
Кудимов михаил - противоположность Сарафанова. Этот добьется всего, т.к. для него высшая цель - соблюдение формальных принципов, как правило. поверхностно-поведенческих. Он интересен еще и тем, что до него человек в форме (любой) толковался как исключительно положительный. Просто так форму на актера не надевали. Кудимов и положительный и принципиальный, но за внешней канвой ничего нет. Это чисто поверхностные проявления, оставшиеся от когда-то бывшей идеологии.
Сильва и Кудимов по-разному одинаково не слышат человека. Сильва крайний индивидуалист, людей он понимает, но использует только для себя и не сочувствует им. Кудимов, наоборот, бескорыстно всех подводит под принятые общие правила. Он - коллективист, носитель жестких поверхностных общих шаблонов.
Для Бусыгина ценность индивидуальной, нестандартной, никуда не вписывающейся судьбы гораздо выше и коллективной идеологии и религии успеха и приличия. Здесь - жизнь, там - просто схема. Здесь - вкус жизни, там - обманка из правил, определений, иерархических ступеней. Характерно отношение к Сарафанову этих трех персонажей. Бусыгин слышит в его жизни отголосок судьбы своей матери, отзвук своего прошлого и чувствует ценность этой невеликой жизни. Кудимов видит в ней "горькую правду", а Сильва считает: "Гусь...все они гуси...напаяли мужика и хватит."
Васенька и Нина не могут найти в отце моральной опоры, потому что он сам не видит ее в своей жизни, считая ее неудавшейся. Васенька любит женщину намного старше, а Нина бросилась от неуверенного ни в чем отца к ни в чем не сомневающемуся Кудимову. Но Кудимов только видимость опоры.
В фильме Мельникова - 70-е. Нина одета в кофту-лапшу и юбку-полусолнце. На парнях - клеша и длинные волосы. В 60-х были брюки-дудочки, стрижки под канатку или под полубокс, конские хвосты и пышные начесы. Так часто одевают актеров в театральных постановках "Старшего сына".
Они очень, что называется, атмосферные, фильмы Мельникова по Вампилову. Реализм там соблюдается жестко, в деталях и всецело - вместе со всем его романтизмом. Окраинное захолустье, летний холод, черный ночной воздух, почти скрывший старую двухэтажку, обилие опадающей листвы и ажурный от разноцветных деревьев дворик - со всей щемящей и сладкой провинциальной романтикой реализма.
В фильме прекрасная обыденность - неяркий акварельный день и ночь с приятным , мягким освещением.
Старая квартира в двухэтажном доме, дощатый пол, торшеры, белые кухонные занавески - чем больше ушедших в прошлое бытовых деталей, тем больше в простоватом реализме ностальгической романтики.
Ирина Степанова
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.