Originally posted by beauty_spirit at "Крылья" Ларисы Шепитько, 1966 г.
Кинопоиск
Живое, нелинейное кино, близкое к стилистике лент Хуциева – это попытка камерой передать отчуждение и отсутствие коммуникации. Вначале исчезают крылья, потом все остальное, оставляя человека неприкаянным блуждать по земле. Экспрессия кадров, городской шум, полунамеки, обрывки разговоров, больше вопросов, чем ответов, кадры, уходящие вдаль. Зритель видит все по диагонали глаз героини. И это взгляд эпической героини древних саг - настоящей Валькирии, растерявшейся в повседневной действительности. Так боги смотрят на мир – сверху вниз. И так же больно они бьются упав на землю… Драматургия античных героических трагедий отточена – там расставлены акценты, выписаны и доведены до абсолюта все характеры, и понятно, кто прав, а кто виноват. Но обычная человеческая жизнь гораздо запутанней и многогранней мифологических произведений, а характеры в нашу эпоху больше похожи на россыпь маленьких импульсов и реакций, чем на твердую Личность, способную на Поступок. Когда-то, когда деревья были большими, Надежда Петрухина била нацистов в воздухе и все было понятно, и цель ясна. С того времени у нее остались постоянно напряженное лицо, слишком резкие для женщины движения и твердая речь. Майя Булгакова потрясающе играет эту роль - человека из поколения не знавшего, что такое «пусть другие этим занимаются» одними только прищуренными глазами и пластикой тела.
Все помнят произведения о маленьком человеке посреди великих событий и такие истории в силу соразмерности зрителю легко почувствовать. Но Шепитько нарисовала этюд о жизни человека большого в пейзаже маленького мирка. Мелкие мазки, череда уходящих в некуда растушеванных линий, как это обычно и бывает в жизни - приемная дочь, вышедшая замуж, проблемный ученик, девочка, влюбленная в него, лучший друг, задушевные разговоры с которым похожи на нечто большее, фронтовые подруги, с которыми она не может встретиться. Устаревшие самолеты доживают свои дни в ангарах, чучела мамонтов и ее фото в музее, перед которым какая-то школьница спрашивает «Эта девушка умерла?» И точно как героиня не может понять нечего – ни того о чем разговаривают друзья мужа ее дочери (доносятся обрывки разговоров), ни почему ее ученица не вышла на сцену (привыкшим к черно-белой войне не до психологических нюансов в поведенческих реакциях), точно так же и зритель не может найти ответы на все вопросы. Почему героиня «Крыльев» оставила авиацию?
Шепитько пользуется интересным приемом - практически эффектом осязания в кино. Когда не понимаешь умом, но чувствуешь осязательно, кожей, как пригоршню ягод в ладони или капли дождя на лице. Такая телесность и эффект присутствия, которую редко увидишь в выверенном голливудском кино или многих советских фильмах того времени, но которой полно в фильмах Годара или упомянутого Хуциева. То есть, если мы не можем заглянуть в темноту чужой души и почувствовать других людей через эмпатию, понимание их поступков и личности, то можно почувствовать напрямую, через осязание, как слепые на ощупь. Зритель как бы оказывается в теле героини и ее отрывочных воспоминаниях. Становится понятным, что на самом деле история жизни Надежды закончилась еще тогда - на войне, в сжимающих сердце кадрах с судорожно кружащимся маленьким самолетиком над другим падающим самолетом. А потом все – запирание в собственном теле на долгие годы, как самолет закрывают в ангаре. И в финале снова момент почти телесно ощущаемой свободы с шумом мотора и ветром в лицо – ее стихия, ее победа.
Живое, нелинейное кино, близкое к стилистике лент Хуциева – это попытка камерой передать отчуждение и отсутствие коммуникации. Вначале исчезают крылья, потом все остальное, оставляя человека неприкаянным блуждать по земле. Экспрессия кадров, городской шум, полунамеки, обрывки разговоров, больше вопросов, чем ответов, кадры, уходящие вдаль. Зритель видит все по диагонали глаз героини. И это взгляд эпической героини древних саг - настоящей Валькирии, растерявшейся в повседневной действительности. Так боги смотрят на мир – сверху вниз. И так же больно они бьются упав на землю… Драматургия античных героических трагедий отточена – там расставлены акценты, выписаны и доведены до абсолюта все характеры, и понятно, кто прав, а кто виноват. Но обычная человеческая жизнь гораздо запутанней и многогранней мифологических произведений, а характеры в нашу эпоху больше похожи на россыпь маленьких импульсов и реакций, чем на твердую Личность, способную на Поступок. Когда-то, когда деревья были большими, Надежда Петрухина била нацистов в воздухе и все было понятно, и цель ясна. С того времени у нее остались постоянно напряженное лицо, слишком резкие для женщины движения и твердая речь. Майя Булгакова потрясающе играет эту роль - человека из поколения не знавшего, что такое «пусть другие этим занимаются» одними только прищуренными глазами и пластикой тела.
Все помнят произведения о маленьком человеке посреди великих событий и такие истории в силу соразмерности зрителю легко почувствовать. Но Шепитько нарисовала этюд о жизни человека большого в пейзаже маленького мирка. Мелкие мазки, череда уходящих в некуда растушеванных линий, как это обычно и бывает в жизни - приемная дочь, вышедшая замуж, проблемный ученик, девочка, влюбленная в него, лучший друг, задушевные разговоры с которым похожи на нечто большее, фронтовые подруги, с которыми она не может встретиться. Устаревшие самолеты доживают свои дни в ангарах, чучела мамонтов и ее фото в музее, перед которым какая-то школьница спрашивает «Эта девушка умерла?» И точно как героиня не может понять нечего – ни того о чем разговаривают друзья мужа ее дочери (доносятся обрывки разговоров), ни почему ее ученица не вышла на сцену (привыкшим к черно-белой войне не до психологических нюансов в поведенческих реакциях), точно так же и зритель не может найти ответы на все вопросы. Почему героиня «Крыльев» оставила авиацию?
Шепитько пользуется интересным приемом - практически эффектом осязания в кино. Когда не понимаешь умом, но чувствуешь осязательно, кожей, как пригоршню ягод в ладони или капли дождя на лице. Такая телесность и эффект присутствия, которую редко увидишь в выверенном голливудском кино или многих советских фильмах того времени, но которой полно в фильмах Годара или упомянутого Хуциева. То есть, если мы не можем заглянуть в темноту чужой души и почувствовать других людей через эмпатию, понимание их поступков и личности, то можно почувствовать напрямую, через осязание, как слепые на ощупь. Зритель как бы оказывается в теле героини и ее отрывочных воспоминаниях. Становится понятным, что на самом деле история жизни Надежды закончилась еще тогда - на войне, в сжимающих сердце кадрах с судорожно кружащимся маленьким самолетиком над другим падающим самолетом. А потом все – запирание в собственном теле на долгие годы, как самолет закрывают в ангаре. И в финале снова момент почти телесно ощущаемой свободы с шумом мотора и ветром в лицо – ее стихия, ее победа.
Только сейчас обнаружил, что автором сценария была Наталья Рязанцева, первая жена Геннадия Шпаликова. В 1971 году Шепитько сняла фильм "Ты и я" по сценарию самого Шпаликова.
ОтветитьУдалить