"Все о Еве" (1950)

Оригинал взят у mr_henry_m в «Всё о Еве». Вчера и сегодня

Кинопоиск

Несмотря на типично голливудский антураж, дух и атмосферу того времени, железно ограничивавших и сковывавших кино по рукам и ногам художественно и творчески, «Всё о Еве» – уникальный образчик кино, если и не совсем свободного и живого, то вполне себе искреннего и открытого – и даже довольно ироничного по отношению к святая святых «фабрики грёз» – актёрскому мастерству и умению блистать перед публикой. Притом что титулованный фильм Манкевича – кино глубоко актёрское. Актёры, актёрство, актёрский дух тех времён, театр внутри кино, игра внутри игры – вот что это такое. Слова эти покажутся, возможно, преувеличенными и чересчур громкими, но картина дышит, невзирая на возраст – и это факт, который сложно отрицать.

Может быть, потому, что, в первую очередь, «Всё о Еве» – живая и остроумная пьеса, а только потом – костюмированное действо, снятое и срежиссированное профессионально и с блеском. Потому, что Голливуд (самые выдающиеся представители его) слегка посмеивается над собой и всем церемониалом, который устраивается вокруг премий, наград и славы, иллюзорных не менее чем сияние звёзд – актёрских лиц, прекрасных лишь временно и при нужном освещении.

«Всё о Еве» – вообще того рода редкое кино, где все роли, будь то первого или второго плана, оказываются безусловно живыми и, так или иначе, выдающимися, не затмевая и не вытесняя друг друга со сцены – но гордо шествуя по ней единым ярким ансамблем. Даже эпизодическое появление Мэрилин Монро в образе сногсшибательной, но глуповатой старлетки оказывается забавным и по-своему пророческим, учитывая, что экранным мечтам очаровательной блондиночки суждено было сбыться в жизни. Не уступают дамам и джентльмены, один из которых – сверхциничный и самовлюблённый интеллектуал, ядовито-пресыщенный и властный театральный критик, Эддисон ДеВитт – вполне заслуженно получил свою статуэтку, выступив не столько фанатичным приверженцем искусства, сколько образцовым мерзавцем и искусителем.

Не меньших похвал заслуживает и продюсер Макс Фабиан – забавный стареющий толстячок с обезоруживающим русским акцентом, этакий всеобщий «дядюшка» в большой актёрской семье, над которым можно подшутить и выпросить при желании, что угодно – и режиссёр Билл Семпсон – честный, любящий, добродушный, очевидно порядочный и заботливый человек и будущий образцовый семьянин – и сценарист и автор пьес Ллойд Ричардс – как и все творцы увлекающийся, немного категоричный и самовлюблённый – но тоже, скорее, порядочный и добрый – не говоря уже о его жене Карен – неизменно милой, положительной и заботливой, и даже – о великой и ужасной Марго Ченнинг.

С точки зрения сочувствующего зрителя фильм Манкевича выстроен как зеркало, в котором две героини – небожительница и фанатка, угнетательница и жертва – меняются местами постепенно, открывая истинную свою сущность тем, кто уверен поначалу в противоположном. Ведь героиня Бетт Дэвис (ей только играть ведьм и злых мачех с такой откровенно демонической харизмой, характером, причёской и линией насупленных бровей, деревенской прямотой и дерзким тоном, сжигая дотла одним только взглядом, сочащимся отчаянным высокомерием) оказывается на поверку совсем иной. Самой обыкновенной, немолодой и жаждущей любви женщиной, не способной удержаться от ревнивой паранойи и привычной властной требовательности ко всем, кто искренне дорог ей.

Это становится предельно ясно при разговоре с Карен и далее – в сцене празднования помолвки, где в тёплом и тесном, почти семейном кругу творится, своего рода, чудо. Чудо нормального дружеского общения простых и симпатичных людей, нуждающихся во внимании и человеческом тепле, которых ни талант, ни популярность, ни деньги при всём желании не способны дать. Как и спасти от одиночества, старения и внутреннего стремления забыться, сотни и тысячи раз примеряя на себя чужой образ, чужую кожу и чужую, разыгранную по сценарию жизнь. Характерно, что во всём фильме нет почти ни одной сцены на сцене. И не только потому, что закулисье, на взгляд режиссёра, куда богаче и драматургически интереснее – но и потому, что Марго Ченнинг и Ева Харрингтон (или Бетт Дэвис и Энн Бакстер) и без того играют каждое мгновение своей только кажущейся нормальной жизни.

Но, в особенности – Ева, чей образ на протяжении фильма претерпевает разительное изменение. Вначале она – обыкновенная серая мышка, забитая и почти вызывающая скромница, этакая Джоан Фонтейн с лоснящейся от юности мордашкой, преклоняющаяся перед божествами театра, о котором она рассуждает в полуобморочном мечтательном блаженстве, почти тая и замирая от наслаждения. Тем не менее, в лице её и в голосе с самого начала проступают наигранность и неестественность, не способные до конца скрыть – хоть мы пока и не понимаем этого – истинной цели, к которой движется Ева, сплетая тонкий узор изо лжи, преувеличения и лести.

Отыгрывая роль мечтательной фанатки и простушки с нелёгкой жизнью за плечами, болезненно-пугливой и почти унижающейся перед своим кумиром, она действует строго по плану – прямо, ясно и без запинок говоря и спрашивая именно то, что и требуется в каждой ситуации. Чутьё у неё развито безупречно, и как актриса Ева безукоризненна, пожалуй, чрезмерно – отчего и кажется, что она переигрывает и почти подавляет своей подчёркнутой беззащитностью, скромностью и готовностью служить. Если подумать, в ней вообще нет ничего человеческого и естественного, так как всё для неё – игра, очередная роль. Ева постоянно хочет быть и является воплощением актёрства, проживания каждого мига своей жизни в образе – фанатки ли, обольстительной предательницы или покладистой ученицы Эддисона ДеВитта.

Это одновременно пугает и восхищает. Так может привлекать своим искусством и блестящими победами талантливый полководец, бросающий на смерть тысячи людей – и рассматривающий их лишь как фигуры на шахматном поле и единицы для взятия высоты. Но, несмотря на змеиную натуру, приторную и притворную доброжелательность, мягкую уступчивость кошечки без коготков, готовой вцепиться при случае насмерть и разорвать на куски, Еву невозможно назвать злодейкой – как и откровенно ненавидеть или презирать её. Более того, фанатичной приверженности и самоотдаче актрисы даже сочувствуешь, почти восхищаешься ею, ведь мисс Харрингтон – истинный виртуоз. Да и её собственное восхищение в моменты выступлений Марго, та болезненная обстоятельность, с какой она смотрит все представления, служит и изучает свою богиню, скорее всего, искренни и безотчётны, так как воздух театра – словно духи для одержимой Евы, чей аромат туманит рассудок.

И всё же она – стерва до мозга костей, расчётливая и холодная эгоистка, орудие игры, «киллер», как остроумно замечает Эддисон ДеВитт, чья схватка с нею оборачивается таким мощно драматическим и упоительным зрелищем. Истинную же свою сущность Ева открывает лишь в самом конце, где, вульгарно развалившись на кушетке, усталым, отрывистым и властным тоном отвечает юной фанатке, мгновенно утрачивая былые шарм и прелесть и выглядя жалкой самопародией. Живым прообразом ещё одной, будущей Марго Ченнинг, посочувствовать которой хочется не меньше. Ведь совершенно очевидно, что и она станет жертвой очередной скромницы-старлетки, рассыпающейся перед лауреаткой в подобострастной лести – смеси обожания и уже сознаваемой коварной выгоды. И многократное отражение в зеркале юного личика со статуэткой в руках и накидкой небожительницы – всё равно, что коронация, примерка образа, идеальная метафора звёздной одержимости, вечной под луной и светом негаснущих софитов.