Кинопоиск
«Курение – это особый вид удовольствия. Изысканный, но оставляющий лёгкий флёр неудовлетворённости». Эта элегантная фраза сэра Генри Уоттона (Колин Фёрт) и первая сигарета, взятая из его рук юным Дорианом Греем (Бен Барнс) в британской экранизации романа Оскара Уайльда «Дориан Грей» (2010), оказывается той вполне безобидной поначалу прививкой зла, которая заставляет, в конце концов, милого молодого человека пожертвовать свою душу ради того, чтобы вечно служить символом прекрасного, увиденным в нём окружающими. Первый вопрос сэра Генри, обращённый к Дориану в качестве знакомства – «Курите?» – звучит как попытка испытать образ мыслей и интеллектуальную податливость новичка. Больше ста лет назад Оскар Уайльд почувствовал и блестяще передал в своём самом знаменитом романе ту пресыщенность всеми формами наслаждений, которая неизбежно приводит на путь зла ради порочной погони за всё новыми острыми ощущениями. Циничные парадоксы сэра Генри, до сих пор не потерявшие своей оригинальности, выявили относительно новую во времена Уайльда, но уже давно привычную для последующих поколений ситуацию выхолащивания всех культурных и моральных ценностей, накопленных человечеством за тысячи лет.
Обаятельные распутники и неотразимые преступники особенно настойчиво тревожили европейское сознание уже в XVIII веке. Однако лишь в конце XIX века, приведшего к краху все традиционные моральные представления, появилось на свет чудовище, подобное Дориану Грею. А ведь совсем незадолго до зарождения этого исчадья Фёдор Михайлович уверял нас, что красота спасёт мир. Фантастическая история Уайльда потому и не потеряла своей актуальности, что до сих пор в каких-то потаённых уголках человеческого сознания по-прежнему теплится неистребимая вера в сущностное единство красоты и нравственности. Мысль о том, что зло может быть бесследно скрыто под прекрасной личиной, угрожает самим основам общественной морали. ХХ век, на пороге которого творил Уайльд, стал временем раскола человеческого сознания. Наивный взгляд на мир, при котором вещи соответствовали своим названиям, а внешность выражала помыслы, бесследно ушёл в прошлое. Настало время пугающего несоответствия самим себе и принципиальной неразличимости добра и зла.
Гибельную роль на этом пути утраты любых нравственных ориентиров играет искусство. Отражая представления и мечтания людей, оно порождает мир, не являющийся реальным, но неотличимый от него. Только увидев свой портрет, Дориан понимает, что стал воплощением самой идеи прекрасного. Взглянув на себя со стороны, он больше не хочет возвращаться в своё ненадёжное, предательски подверженное старению, несовершенное тело. Желание поменяться судьбой с собственным портретом оказывается протестом против ответственности за свои поступки. В конечном счёте, именно портрет, а не сэр Генри с его тонкими изысканными афоризмами и клубами дыма, оказывается тем демоном-соблазнителем, перед которым капитулирует наивность Дориана. Однако и сэр Генри не сможет сохранить за собой место в зрительном зале, откуда он, попыхивая каирским табачком, следит за первыми хладнокровными успехами своего воспитанника на пути преодоления иллюзий нравственности. В фильме Оливера Паркера «Дориан Грей» портрет не просто принимает на себя отвратительные черты, которые должны были бы отразиться на лице самого Дориана, но ещё и воплощает их в зримые образы омерзительного гниения. Идея ожившего портрета, обретающего фатальную власть над своим владельцем, может напомнить нам гоголевский «Портрет». Взбесившееся изображение отказывается служить лишь знаком личности своего обладателя.
Понимание искусства как кривого зеркала, порождающего дурную множественность мира, передано в фильме настойчивым повторением темы отражений. Оправданное в гримёрной актрисы обилие зеркал создаёт ощущение, что во время первого разговора с Сибиллой Вейн Дориан обращается не к приглянувшейся ему девушке, а красуется перед самим собой, примеряя на себя новую роль. Он понят в фильме как некий Молох, стремящийся овладеть всем миром. Дориан хочет не просто остаться красивым и юным, но и присвоить восхищение самим собой. Желание быть прекрасным и в то же самое время любоваться самим собой неизбежно приводит его к необходимости убивать, поскольку другие люди могут только помешать ему в его нарциссизме. Новый Фауст, Дориан тоже начинает с того, что становится причиной смерти своей возлюбленной. Но если Фауста ангел отбивает у Мефистофеля, вознаграждая его духовные искания, то Дориану не приходится надеяться на посмертное спасение. Одного взгляда на его ожившего, обезображенного его пороками двойника довольно, чтобы понять, куда приведёт его загробное существование.
Викторианская Англия никогда не переставала завораживать писателей и кинематографистов своей мрачной готикой. Неисчерпаемые возможности современной компьютерной графики возродили утраченное очарование несуществующего уже Лондона конца XIX века. Но, подобно тому, как оперная ария слышится сквозь современную музыку, пока проходят титры, так в фильме мы безошибочно узнаём замысел Уайльда. Фильм блестяще доказывает, что классика порой нуждается лишь в лёгкой технической обработке, чтобы снова зазвучать ультрасовременно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.