четверг, 14 июля 2016 г.

"Братья Карамазовы" (1958)

Кинопоиск


Во-первых, без Бога жить невозможно. И это совсем не в вольтеровском смысле – «если бы Бога не было, то следовало бы его выдумать». Бог просто есть. Однако Достоевский сам себе из романа в роман пытается доказать это как раз по-вольтеровски: он задает вопрос – а что будет, если люди перестанут верить в Бога? На мой взгляд, Федор Михайлович принимает веру из чисто рациональных соображений.

В «Бесах» Ставрогин спрашивает Шатова, помешанного на величии и богоносности русского народа: «…- веруете вы сами в Бога или нет?
- Я верую в Россию, я верую в ее православие…я верую в тело Христово…Я верую, что новое пришествие совершится в России…я верую…- залепетал в исступлении Шатов.
- А в Бога? В Бога?»

Ставрогин называет идеологические соображения, выдаваемые за веру, «соус для зайца». Шатов говорит: «Я ведь не сказал же вам, что я не верую вовсе! Я…я буду веровать в Бога.» Вот и Достоевский, на мой взгляд, пытается стать верующим, но в его вере слишком много соуса.
«Бесы» (в смысле, персонажи) - все на подбор атеисты. Шатов от бесов уходит и Бога признает, но верит только в соус. В его вере не хватает зайца.

«Братья Карамазовы» - те же «Бесы», и бес здесь Иван Карамазов. Иван, так же как и Раскольников, в идеале и перспективе хочет заменить жестокий к людям божий миропорядок другим порядком – установленным человеком. В этом истоки русского неклассического фашизма – он основан на сострадании, примерно так писал Бердяев.
В советской критике взгляды Достоевского урезаны. Причина понятна: отказ от Бога, переделка божьего мира по человеческим проектам – как раз то, что сделали большевики. Именно этот кусок его мировоззрения резко отсечен социалистическими ножницами. Из-за отсеченной части целое становится слегка невменяемым, создавая впечатление, что Федор Михайлович и сам был «идиот». Советские толкования не связывают ни Раскольникова, ни бесов, ни Ивана Карамазова с будущей большевистской революцией. Понять этих персонажей можно было только как не совсем здоровых людей с психическими отклонениями. 
Писатель истоки бесовства, безбожия и самого коммунизма видит в западной жизни на рациональных основах – это проплывает в его романе подводным течением. Именно из рациональных основ вырастает схематически-пустая жизнь без учета души, по его мнению. Но время показало, что пренебрежение чисто прикладной организацией жизни – это гордыня. Душа и своды законов – в прямой зависимости, не в обратной, и одно не заменяет другое. Русские революционеры не видели в Европе идеала – но замахивались на идеал. Речь у них шла не о буржуазных реформах, т.е., не о прямом и очевидном пути, а об «особом» - о построении идеального общества, т.е. в реальности фашизма. В этом и есть истоки бесовства – в них даже духу нет ни запада, ни католичества, в них есть гордыня. ( Тем не менее, предков, и «бесов» в том числе, мы не осуждаем, а благодарим - они добыли для потомков драгоценный опыт. Все в истории неизбежно – лицом к лицу лица не увидать.)

Так же время показало, что идентичность и культура лучше сохраняются при нормальных условиях хранения .
В романе вопрос о добре, зле и Боге – исключительно вопрос о российском будущем. Фильм Брукса вообще не о России. Он о мире. Смысл картины и более общий и более узкий: действительно ли это хорошо, что «один гад съест другую гадину»? И означает ли переход от интуитивных представлений к научному изучению мира и быстрому развитию, который происходил во времена «братьев Карамазовых», что Бога нет?
В картине Брукса есть только сюжет, характеры и никакой философии сверх того. Но сюжет «Карамазовых» - захватывающий, со сложным лабиринтом мотивов и поступков, выходящим на поверхность нелогичным подсознанием и без второго плана – там все на первом. Отлично поставленного сюжета оказалось достаточно, чтобы Бог,,которого искал
Достоевский, был увиден в людях и ситуациях. В части человеческих отношений фильм логичен и , рискнем сказать, не менее хорош, чем роман.
К примеру, понятно поведение Смердякова. Это презираемый братьями и запуганный отцом ребенок – все просто. Смердяков не задумывается об убийстве, пока мысль о Боге есть в его голове. Иван убирает эту моральную преграду. В романе истоки садизма Смердякова неясны. Как неясны такие истоки в жизни. В фильме Брукса он вообще не садист, просто счел за благо убить плохого человека и устроить свою жизнь с помощью денег, в точности по теории Ивана о преступлениях. Альберт Салми был номинирован на «Оскар» за эту роль.
Понятен и даже узнаваем Федор Карамазов – оболтус и делец на грани мошенничества одновременно.
В романе Иван спрашивает старца Зосиму, может ли вопрос о Боге решиться в его душе в положительную сторону. Старец отвечает: «Если не решится в положительную, то никогда не решится и в отрицательную». В картине Брукса этот вопрос в душе Ивана решился-таки в положительную сторону.
Актер Ричард Бейсхарт – без типажа Ивана Карамазова, с никакой внешностью. Он из никакого, по мере проявления себя и узнавания его зрителем становится ярким интеллектуалом, обаятельным и чувствительным человеком. Актер играет больше, чем текст. Иван Карамазов – это стереотип. Бейсхарт отказался от стереотипа и не прогадал. Его Иван не упертый и не фанатичный, он наблюдает за миром и меняется.
Время показало, что постулат Ивана «Бога нет, значит все позволено» не совсем верен. Атеизм не означает «все позволено». Но , может быть, и означает – это трудно узнать наверняка. Потому что , как сказал один из героев Улицкой, «абсолютно неверующих людей почти не бывает». Если люди, верующие в соус, используют религию как инструмент принуждения к определенной идеологии - в таких случаях Бог против религии.
Но во времена Достоевского атеизм – первейшая часть надвигающегося коммунизма, поэтому писатель предупреждает : «Бога нет, значит все позволено.»
Все персонажи Брукса нестереотипны. У актеров нет российских школьных шаблонов восприятия Достоевского. Поэтому Грушенька – белокурая красавица с хрупкостью аристократки, чертом в глазах и темпераментом артистки. Роль исполняет Мария Шелл, сестра Максимилиана Шелла. Лионелла Пырьева в этой роли ближе к Достоевскому – по сути своевольная купчиха с нехилой примесью самодурства. Одна манипулирует людьми, потому что она – артистка и игрок, другая – от комплексов и жажды власти.
Алеша в исполнении Уильяма Шетнера – просто здравомыслящий человек, который помогает людям с различными моральными патологиями чуть-чуть выпрямить их сознание. Если смотреть стратегически, в широкой и далекой перспективе - милосердие и бескорыстие всегда выгодны, а милосердие и здравый смысл – синонимы. Алеша естествен и понятен, игра актера хороша. К примеру, как на мгновенье меняется его лицо, когда Митя говорит ему: «Ты святой…но ведь и ты Карамазов!» На секунду становится виден Карамазов, страстный и безбашенный.
Митя в романе подвержен пороку под названием «гордыня». Он хочет Катерину Ивановну «в благородстве превзойти» - «тут, брат, война!» Но есть такой закон парадокса: кто благородством сильно озабочен – тому благородство и не дается. Безумно влюбившись в Грушу, Митя тратит на нее катины деньги. Дело тут не в деньгах, а в раненой гордости Кати. Кроме того, Митя в своей озабоченности честью и благородством перестает различать действительно подлые поступки – про капитана Снегирева (Дэвид Опатошу) он просто забывает , а ради немедленного возвращения денег богачке Кате готов расшибиться в лепешку. Митино не совсем воровство будет замечено и оценено именно в Катином окружении, а капитан Снегирев – более низкая, не митина сфера.
Дмитрий Юла Бриннера гораздо более гармоничная личность, чем Дмитрий Достоевского или Михаила Ульянова. У Юла Бриннера получился Митя, попавший в переплет чувств и обстоятельств, но сильный и уверенный, что сможет разгрести свои денежные и моральные долги. Несмотря на мачизм, который, конечно, является заезжим гастролером из другого жанра, игра тонкая, передающая психологические состояния – просто они психологические, а не психические.
Обычно у того, кто хочет исправить весь мир разом, как Иван, не хватает сил на улучшение отдельных его фрагментов – этим занимаются такие, как Алеша. Делать весь мир идеальным, т.е. фашистским, авторы фильма не хотят, но два фрагмента мира они исправляют – спасают Митю Карамазова от каторги, а Илюшу Снегирева от смерти. (И собака Жучка, кажется, бегает жива и здорова). Как настоящие деятельные американцы. Впрочем, не совсем.
Если в «Онегине» ( моя предыдущая рецензия) эмоционально-музыкальный фон получился не совсем русским, а , скорее, восточно-европейским, именно потому, что снимали англичане - то в «Карамазовых» похожий эффект произошел оттого, что это фильм русских эмигрантов.
Режиссер Ричард Брукс («Кошка на раскаленной крыше», «Элмер Гантри»- три «Оскара») и исполнитель роли Федора Карамазова Ли Джей Кобб (номинация на «Оскар» за эту роль, еще одна номинация на «Оскар» этого актера – за роль в фильме «В порту» Элиа Казана) родились в Америке в семьях еврейских иммигрантов из царской России.
Семью Юла Бриннера уехала из Советской России в конце 20-х годов (актер родился в 1920-м) сначала в Харбин, потом в 34-м году в Париж, потом в Америку. Актер по отцу внук швейцарца Жюля Бринера и монголки, живших во Владивостоке. Его мать по национальности украинка , Маруся Благовидова. Сам артист утверждал, что один из его родителей по происхождению цыган.
Точно так же, сначала в Китай, уехал в 17-м ансамбль семьи Дмитриевич. В 60-х Юл Бриннер и Алеша Дмитриевич запишут дуэтом пластинку цыганских песен. Цыганскую музыку в «Братьях Карамазовых» исполняет эта семья, поют Валя и Маруся Дмитриевич.
Родители исполнителя роли Смердякова американца Альберта Салми - родом из российской дореволюционной Финляндии. Композитор, поляк Бронислав Капер – из российской дореволюционной Польши, учился в Варшавской консерватории. Предки Клэр Блум (роль Кати) со стороны обоих родителей – иммигранты из Восточной Европы.
Вот такой голливуд-салат.
Цыгане Дмитриевичи – скорее сербские цыгане, чем русские. Алеша Дмитриевич родился в Сербии, его отец – сербский цыган, который женился на петербургской цыганке. Семья жила в России, но в 17-м году вместе с армией Колчака ушла в Сибирь, потом в Китай, потом в Японию, затем гастролировала по всему миру. Именно отец – создатель семейного ансамбля, ансамбль и по творчеству наполовину европейский. Это заметно, если сравнить с цыганами из «Драмы на охоте», «Живого трупа», «Братьев Карамазовых» Пырьева, «Жестокого романса». Местность кладет отпечаток: в музыке русских цыган – ничего, кроме отчаянной страсти и бесконечной дороги без горизонта. Музыка европейских цыган чуть задета красотой формы, к ней нечаянно, на мгновенье прикоснулась вторичность. У них бОльшая конкретика чувств. У русских – глубина и тоска полноводной реки, у европейцев – графический полет готики. Одно и то же наполнение чуть тронуто разной формой.
«Карамазовы» написаны в 80-м году девятнадцатого. В это время во всех странах и во всех сферах происходил переход от мертвых умственных теорий к живому опыту, от идеологии к науке. (Это не должно было означать уход от Бога, т.к. Бог – не в узких рамках, а истина всеобъемлюща. Но отчасти с водой выплеснули и ребенка.) Вот и в живописи того периода – уход от официального академизма к поискам собственного цвета и формы. Перемена взгляда на мир в буквальном смысле. В фильме Брукса дворовые пейзажи, трактиры, тюрьмы, чадящие паровозы по буроватой палитре с цветным воздухом похожи на картины американских художников 80-х годов – Уистлера и тоналистов. И одновременно похожи на музейную экспозицию Этот театрально выстроенный городок с красивым историческим бытом , конечно, не может называться называться Скотопригоньевск, авторы изменили название на колоритно-пижонское Ржевск. Вообще вся картина – это Достоевский в оптимистических красках.
К примеру у Пырьева видеоряд без времени и в стиле живописи серебряного века, именно потому, что она внеисторична. Быт тонет в вечном, его трудно заметить. Панорамы куполов, цветных платков, церквей и сарафанов напоминали бы лубок, но он камерный и частный, а восхитительная картинная панорама Пырьева претендует на тотальное обобщение.
Почти во всех фильмах драматического жанра , снятых до 70-х годов, музыка слишком прямолинейна и громоподобна. Музыка Капера, при этом общем минусе, интересна, красиво сплетена с цыганской и не так громоподобна, как , к примеру, хорошая музыка Шварца в фильме Пырьева – там удар грома по башке обрушивается с первой страницы титров, чтобы зритель не успел среагировать.
Освобождение Дмитрия, на взгляд ортодокса, возможно, противоречит постулату смирения, но как раз в этом – Бог , говорит фильм. Как и в том, что Митя просит прощения у капитана Снегирева и получает искреннее прощение Илюши Снегирева. Дмитрий повторяет эмигрантский путь создателей картины, в которой нет антизападничества писателя.
Герои Достоевского сложны и нелогичны, на первый взгляд. Показать этих людей живыми и понятными, с нестандартной логикой характера и эмоций удалось актерам Ричарда Брукса.

Ирина Степанова.
 

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.