"Вивариум" (2019)

Оригинал взят у Irina Svetlova в ЗА КУЛИСАМИ РЕАЛЬНОСТИ

Кинопоиск

Мрачная кафкианская фантасмагория «Виварий» («Vivarium», 2019) была создана ещё до того, как на землян обрушился коронавирус, заперший людей по домам, заставивший нас столкнуться со всеми «прелестями» замкнутого существования и поставивший под вопрос наше умение распоряжаться внезапно предоставившейся свободой и выживать в непривычных условиях. Идея этого фильма родилась у ирландского режиссёра Лоркана Финнегана и его соавтора, сценариста Гаррета Стэнли после банковского кризиса 2008 года, а его выход на экраны совпал с новым коллапсом, настигшим человечество.

Отстранённый, аллегорический взгляд на нашу жизнь может позволить разглядеть в будничной суете некие пугающие тенденции, не заметные в суматохе повседневности. Молодая пара Том (Джесси Айзенберг) и Джемма (Имоджен Поотс), герои фильма «Виварий», из реального, достойного доверия мира, в котором они всего-то решили обзавестись личным, отдельным от родителей жильём, внезапно проваливаются в не подчиняющуюся физическим законам подкладку реальности, в некий виварий, где они становятся подопытными неведомых опытов. Обычный для многих шаг к следующему уровню зрелости, подразумевающий независимость от старшего поколения и создание собственной семьи, превращается для них в квантовый скачок с конкретного на абстрактный уровень восприятия, когда мир словно сбрасывает с себя декоративные покровы и предстаёт перед ними во всей своей обнажённой сущности. Проглотивший молодых людей загородный посёлок, куда их привёз странноватый агент по недвижимости, напоминает лабиринт взрослости, откуда уже никаким образом нельзя выбраться обратно в область беззаботной юности. Зловещее пустующее предместье называется просто «Там» («Yonder»), словно подсказывая, что, вступая на его территорию, герои навсегда теряют возможность чувствовать себя «здесь», их втягивает в себя некая потусторонняя форма бытия, сдирая с них всё, что они считали собой, и превращая в примитивных биороботов.

Взобравшись на крышу своего нового жилища, Том в крайнем недоумении видит простирающийся до самого горизонта лес удручающе стандартных необитаемых домиков, призванных составить немудрёное счастье подобных им с Джеммой молодых пар, но ставших жуткой виртуальной тюрьмой для своих, герметически изолированных друг от друга обитателей. С этого момента жизнь Тома и Джеммы оборачивается выхолощенной схемой, последовательные этапы которой сменяются со стремительной скоростью, лишая их существование какой бы то ни было индивидуальной неповторимости и сводя его к унылому автоматизму.

Безысходность ситуации, в которой оказались Том и Джемма, даже превышает изолированность героев «Куба» или «Бегущего в лабиринте», персонажи которых всё же могли как-то действовать, выбираясь на следующие ярусы игры и встречая новых узников, чьё появление внушало им надежду хоть на какую-то связь с внешним миром и возможность добраться до его границ. Том и Джемма обречены на тотальное ничегонеделанье, повергающее их в крайнее отчаяние, поскольку все их попытки вырваться за пределы ловушки или уничтожить её обречены на провал. Даже когда в мистически появляющейся перед их домом коробке, доставляющей им еду и предметы первой необходимости, обнаруживается младенец, которого неведомый надсмотрщик велит им воспитать, жизнь молодой семьи всё равно тормозит на физиологическом уровне.

Парадоксально быстро растущий человеческий детёныш не вызывает у них ни малейшей приязни, ни желания его чему бы то ни было научить. Джемма, бывшая воспитательницей детского сада и легко находившая занятия для своих подопечных, делится со своим нежеланным сыном, которому она даже не даёт имени, единственной информацией – как лает собака. Всё остальное их совместное существование сводится к кормёжке безвкусной едой и укладыванию спать. Необъяснимое появление младенца напоминает аналогичный эпизод из фильма «Комната желаний», только там ребёнок, явившийся в ответ на мечты главной героини о материнстве, не может покинуть дома, а здесь пленниками становятся невольные родители.

Неожиданной отдушиной для садовника Тома оказывается параноидальное стремление докопаться до нижних границ этого застенка, раз уж недостижимы его горизонтальные пределы. Изо дня в день после завтрака он, как на работу, отправляется на рытьё грандиозного котлована, в глубине которого ему слышатся чьи-то голоса. Этот добровольный труд в какой-то степени спасает его от полного помешательства, однако, чем дальше, тем больше напоминает копание собственной могилы, что служит угрюмой насмешкой надо всеми его усилиями, особенно когда на дне вырытой ямы обнаруживается вовсе не секретный лаз наружу, а чьи-то истлевшие останки.

В какой-то момент мы понимаем, что из мира Тома и Джеммы парадоксальным образом изъяты все проявления культуры, что подчёркивает неприглядность полой биологической оболочки, лишённой мыслящей надстройки. Эти невольные робинзоны не поют песен, не рассказывают другу историй, не пытаются научить данного им ребёнка чтению, письму или рисованию, они не занимаются ни спортом, ни каким-либо творчеством, не предаются воспоминаниям, замурованные в бесконечно длящемся моменте монотонного «где-то там». Лишённые организующего общественного стержня, они не в состоянии построить своё существование вокруг чего-то осмысленного. Только однажды, обнаружив, что аккумулятор их машины ещё не полностью сел, они включают радио и пускаются в безудержный пляс, символизирующий для них последний отзвук прежней жизни.

Отсутствие культурного обмена, который призван стать мостиком между поколениями и наладить передачу накопленного опыта, превращает их безымянного, разговаривающего взрослым голосом ребёнка, в чём-то более зрелого, чем они сами, в полностью непостижимое, вызывающее отвращение существо, контакт с которым не только противен, но попросту невозможен. Единственной его игрой оказывается копирование интонаций и жестов отталкивающих его взрослых. Как-то раз он до смерти пугает Джемму, имитируя раздувающую горло жабу, демонстрируя своё качественное эволюционное отличие от старших.

У этого загадочного гуманоида есть некая интеллектуальная сфера, недоступная его приёмным родителям. Нередко Джемма и Том застают его сидящим перед огромным телевизором и сосредоточенно вглядывающимся в извивающиеся по экрану психоделические меандры, словно он способен считывать с них информацию. А однажды он с гордостью преуспевшего в школе отличника показывает Джемме книгу, полную экзотических значков, но даже это приглашение к диалогу не побуждает Джемму выйти из оцепенения и взяться за расшифровку неведомого языка, который, вероятно, мог бы стать ключом к загадке происходящего. Как нередко случается и в реальной жизни, взрослый и детский миры не имеют между собой ничего общего, каждое поколение варится в собственном котле, и старшие не считают нужным тратить силы на изучение новых культурных кодов. Том и Джемма остаются замурованы в вязкой, пожирающей их дни патоке этого «не здесь и не сейчас», поскольку они не в состоянии шагнуть на следующую ступень развития. С горем пополам они выбрались из детства и юности, усвоили некоторый объём профессиональных знаний и социальных правил, но так и не стали независимыми величинами, наделёнными умением транслировать приобретённый опыт.

Мы почти ничего не успеваем узнать о жизни Тома и Джеммы до того, как они попали в это зазеркалье. Из краткого вступления мы лишь можем умозаключить, что перед нами обычная молодая пара, у которой, вероятно, есть родственники и друзья, они тепло относятся друг к другу, где-то работают и, скорее всего, строят какие-то планы на будущее, но при этом оба напрочь лишены индивидуальности. Перед нами некие базовые модели мужчины и женщины, лишённые уникальных черт внешности или характера. Их стандартность незаметна, пока они встроены в социум, но как только они оказываются предоставлены самим себе, мгновенно выявляется их тотальная внутренняя пустотность, не позволяющая им вести самостоятельное существование. Странное неумение Тома и Джеммы себя занять, абсолютная беспомощность в отсутствии направляющих их деятельность сил и прогрессивная утрата интереса даже к физическим радостям – еде и сексу – особенно очевидна, если сравнить «Виварий» с эпизодом «Убить диджея» из четвёртого сезона «Чёрного зеркала», герои которого попадают в сходную ситуацию полной изоляции, однако находят возможным использовать своё уединение с толком, гуляя, читая, плавая в бассейне, пытаясь ближе узнать друг друга. Что касается Тома и Джеммы, то они даже не замечают отсутствия в доме таких, казалось бы, необходимых вещей, как книги, игры, фильмы, письменные или рисовальные принадлежности, инструменты, с помощью которых можно было бы что-то смастерить, и не пытаются как-либо восполнить этот недостаток.

Мы, безусловно, испытываем сочувствие к людям, застрявшим в диковатом необитаемом аквариуме, но при этом не можем не обратить внимания на то, что они ведут себя, скорее, как обезумевшие животные, угодившие в капкан, нежели, как люди, способные преобразовывать окружающую действительность по собственному усмотрению, как, скажем, Робинзон Крузо или герои «Таинственного острова» Жюля Верна, создавшие из подсобных материалов маленький уголок цивилизации в безлюдных джунглях, куда их забросила судьба. Оторванность от знакомых жизненных программ становится для героев «Вивария» тем испытанием, к которому они оказались не подготовлены, поскольку были сформированы обществом как взаимозаменяемые детали отлаженной системы, а не как самодостаточные единицы. Не случайно их профессии – воспитательница детского сада и садовник – не из тех, что требуют особенного воображения. Вырванные из социального контекста, они стали похожи на выброшенных на берег рыб, которые могут лишь беспомощно бить хвостом, но не имеют никаких средств осмыслить происходящее, попытаться найти выход или приспособиться к новым условиям. Их внутренняя бессодержательность не позволяет им найти контакт с отданным им на воспитание человеческим существом, поскольку без общественных костылей они решительно не знают, что делать не только с ребёнком, но и с самими собой. Кто-то назвал бы ситуацию, когда не нужно ни ходить на работу, ни заботиться о быте, свободой и использовал бы её для обучения, самосовершенствования или исследований, но для Тома и Джеммы это беспросветный тупик, поскольку набор освоенных ими навыков не включает умения принимать оригинальные решения в небанальной обстановке.

В отсутствии каждодневной суеты на первый план выступает голая онтологическая суть любой человеческой жизни, биологической целью которой является выживание вида, то есть, воспитание потомства, а конечным итогом – неизбежная смерть. Копание ямы, которая, в конце концов, становится могилой для изнурённых бессмысленностью своего существования персонажей, выглядит метафорой всякой деятельности, которой на протяжении жизни предаётся человек. А загадочный приёмыш, ловко управляющийся с законами это чёрной дыры, повзрослев до срока, сменяет постаревшего агента недвижимости, чтобы продолжить экзаменовать незрелые умы на решение причудливых головоломок, жестоко наказывая за неусвоенный урок.

Абсурдная история о людях, вдруг увидевших хмурую закулисную машинерию реальности, не нашедших общего языка с представителем нового поколения и осознавших неприкрытый цинизм бытия, выталкивающего их из жизни, как кукушонок – других птенцов из гнезда в первых кадрах фильма, воспринимается шуточным, но довольно горьким предостережением перед тем, во что могут в один прекрасный момент превратиться будни людей, сформированных в качестве прикладных элементов общества, а не самостоятельных мыслителей, несущих в своём сознании матрицу человеческой культуры и способных воспроизвести её в экстремальной ситуации. В дни карантина эта грустная притча звучит особенно остро.