Оригинал взят у mr_henry_m в Цепочка из слабых звеньев
Кинопоиск
Уже даже жаль, что мне пришлось посмотреть два, похоже самых лучших фильма Жан-Пьера Мельвиля, «Самурай» и «Красный круг», до того, как я ознакомился с его ранним творчеством. Переход от раннего к позднему и от худшего к лучшему был бы наиболее последователен и гармоничен. И всё же, посмотрев картину «Леон Морен, священник», я пришёл почти в восторг от понимания того, что этот режиссёр был способен снимать и нечто совсем иное, нежели гангстерские драмы, хоть и всё в той же присущей ему холодной манере. Вернуться в 50-ые и посмотреть самые ранние фильмы я так и не решился, опасаясь разочароваться и найти там ещё не оформившийся окончательно почерк Мельвиля. Поэтому следующей работой для меня стал фильм «Стукач», где режиссёр вновь снял Бельмондо, а также Сержа Реджани в двух главных ролях. По изяществу исполнения фильм ничуть не уступает тому же «Красному кругу», а монохромная плёнка только лишний раз подчёркивает неспешную, беспристрастную, выверенную манеру съёмки Мельвиля.
Знаю, что некоторые из видевших картину назвали её запутанной и затянутой. Со вторым никак не могу согласиться, потому что к ритму фильмов режиссёра просто нужно привыкнуть и, напротив, испытывать огромное эстетическое наслаждение от вида безукоризненной точности действий и решимости героев. Что касается первого, то тут честно признаюсь, что не смог до конца разобраться в завязавшейся интриге, а именно так и не понял, где же прокололся Сильен и был ли он на самом деле стукачом, или верным, надёжным, хотя и ужасно хитрым другом Мориса, или, наконец, эгоистичным до мозга костей мерзавцем, мечтавшем сорвать большой куш и укатить с женой знаменитого вора на заслуженный отдых. Но это и не удивительно, потому что лица персонажей Мельвиля вообще ничего не выражают, и, наблюдая за их поступками, скорее уж сочтёшь их расчётливыми негодяями всех до одного. Возможно, на это и напирает сам режиссёр, который при съёмке фильма максимально устраняется от оценки действий своих героев и холодно-равнодушно наблюдает за тем, как протекает характерная для преступника и полицейского жизнь и как «одна гадина уничтожает другую гадину» прямо по Достоевскому.
Положительные персонажи здесь попросту отсутствуют. Все они живут неправильно, поэтому трагедия заранее предрешена, и расплаты никому не избежать. Причём в «Стукаче» она не обходит стороной даже и комиссара полиции Сальяри, который вообще гибнет нелепо, как рядовой детектив, в уличной перестрелке. И это тоже по-своему справедливо, ведь если преступника кара настигает за его неправедную жизнь, то точно так же она настигает и служителя закона, вершившего правосудие явно не ради него, а из какого-то вечного, шаблонного, бездумного противостояния с преступным миром. С гадами, которых надо давить без жалости. Оно становится уже профессиональной обязанностью, да и кого волнуют его методы. Тем не менее, именно принципы «законников» оказываются порой на порядок более жестокими, нежели кодекс вора.
Поэтому, хотя и устраняясь, Мельвиль всё же встаёт на сторону воров и убийц, которым всегда уделена большая часть экранного времени. Они кажутся, с одной стороны, уверенными и хладнокровными профессионалами, которых уже давно ничто не может напугать и давно уже ничего не интересует, кроме привычной работы. Поэтому герой Алена Делона из «Красного круга» сразу после тюрьмы спокойно идёт на дело, будто и не думая о том, что снова может оказаться в тюрьме. С другой стороны, они ощутимо одиноки в холодном и равнодушном мире, где словно и нечего больше делать, кроме как убивать и воровать. Особенно уязвимым кажется «самурай» в исполнении того же Делона, с которым намеренно связана одна симпатичная и такая по-человечески естественная деталь – дома его ждёт маленькая канарейка. Она, возможно – его единственный друг. Таким вот образом нас обычно и заставляют оказывать сочувствие людям, ведущим преступную деятельность, которая для нас всё равно искупается такими вот маленькими чёрточками, говорящими о том, что человек-то ещё не потерян, что в нём всё ещё прослеживаются настоящие чувства.
То же самое происходит и в случае с Сильеном, за которого начинаешь неимоверно переживать, видя, как он идёт в уготовленную западню. Тут ловишь себя на мысли: «Постой-ка, ты переживаешь за человека, только что безжалостно пристрелившего двоих, пусть даже бандитов?» И всё равно это всегда так. Ведь нельзя не сочувствовать хоть одному из персонажей, иначе произведение, то есть в данном случае кино, покажется скучным и неправдоподобным. Забавно, как оказываясь у экрана или с книгой в руках, мы вдруг напрочь забываем, что сами, возможно, были когда-то негодяями и подлецами по отношению к другим, и начинаем искать опору в добродетели героев произведения. Мы буквально-таки требуем её, так как в глубине души всё-таки верим, что именно добро есть движущая сила жизни, и не можем верить персонажу, который не соответствует своими поступками этому требованию. Достаточно самой незначительной мелочи – жёлтенькой канарейки в клетке – только чтобы эта мелочь хорошо узнавалась и выдавала в персонаже живого человека. И всё – нам уже не нужно большего, чтобы понимать его.
Так что пускай симпатизировать ворам в кино – опасно и не совсем правильно с точки зрения морали, фильм Мельвиля в любом случае снят так филигранно точно и красиво, что глаз оторвать всё равно невозможно, что бы там ни происходило на экране. А Сильен – всё же на редкость хитроумная бестия, хотя, в конечном счёте, каждое из звеньев этой запутанной цепи оказалось слабым.
Уже даже жаль, что мне пришлось посмотреть два, похоже самых лучших фильма Жан-Пьера Мельвиля, «Самурай» и «Красный круг», до того, как я ознакомился с его ранним творчеством. Переход от раннего к позднему и от худшего к лучшему был бы наиболее последователен и гармоничен. И всё же, посмотрев картину «Леон Морен, священник», я пришёл почти в восторг от понимания того, что этот режиссёр был способен снимать и нечто совсем иное, нежели гангстерские драмы, хоть и всё в той же присущей ему холодной манере. Вернуться в 50-ые и посмотреть самые ранние фильмы я так и не решился, опасаясь разочароваться и найти там ещё не оформившийся окончательно почерк Мельвиля. Поэтому следующей работой для меня стал фильм «Стукач», где режиссёр вновь снял Бельмондо, а также Сержа Реджани в двух главных ролях. По изяществу исполнения фильм ничуть не уступает тому же «Красному кругу», а монохромная плёнка только лишний раз подчёркивает неспешную, беспристрастную, выверенную манеру съёмки Мельвиля.
Знаю, что некоторые из видевших картину назвали её запутанной и затянутой. Со вторым никак не могу согласиться, потому что к ритму фильмов режиссёра просто нужно привыкнуть и, напротив, испытывать огромное эстетическое наслаждение от вида безукоризненной точности действий и решимости героев. Что касается первого, то тут честно признаюсь, что не смог до конца разобраться в завязавшейся интриге, а именно так и не понял, где же прокололся Сильен и был ли он на самом деле стукачом, или верным, надёжным, хотя и ужасно хитрым другом Мориса, или, наконец, эгоистичным до мозга костей мерзавцем, мечтавшем сорвать большой куш и укатить с женой знаменитого вора на заслуженный отдых. Но это и не удивительно, потому что лица персонажей Мельвиля вообще ничего не выражают, и, наблюдая за их поступками, скорее уж сочтёшь их расчётливыми негодяями всех до одного. Возможно, на это и напирает сам режиссёр, который при съёмке фильма максимально устраняется от оценки действий своих героев и холодно-равнодушно наблюдает за тем, как протекает характерная для преступника и полицейского жизнь и как «одна гадина уничтожает другую гадину» прямо по Достоевскому.
Положительные персонажи здесь попросту отсутствуют. Все они живут неправильно, поэтому трагедия заранее предрешена, и расплаты никому не избежать. Причём в «Стукаче» она не обходит стороной даже и комиссара полиции Сальяри, который вообще гибнет нелепо, как рядовой детектив, в уличной перестрелке. И это тоже по-своему справедливо, ведь если преступника кара настигает за его неправедную жизнь, то точно так же она настигает и служителя закона, вершившего правосудие явно не ради него, а из какого-то вечного, шаблонного, бездумного противостояния с преступным миром. С гадами, которых надо давить без жалости. Оно становится уже профессиональной обязанностью, да и кого волнуют его методы. Тем не менее, именно принципы «законников» оказываются порой на порядок более жестокими, нежели кодекс вора.
То же самое происходит и в случае с Сильеном, за которого начинаешь неимоверно переживать, видя, как он идёт в уготовленную западню. Тут ловишь себя на мысли: «Постой-ка, ты переживаешь за человека, только что безжалостно пристрелившего двоих, пусть даже бандитов?» И всё равно это всегда так. Ведь нельзя не сочувствовать хоть одному из персонажей, иначе произведение, то есть в данном случае кино, покажется скучным и неправдоподобным. Забавно, как оказываясь у экрана или с книгой в руках, мы вдруг напрочь забываем, что сами, возможно, были когда-то негодяями и подлецами по отношению к другим, и начинаем искать опору в добродетели героев произведения. Мы буквально-таки требуем её, так как в глубине души всё-таки верим, что именно добро есть движущая сила жизни, и не можем верить персонажу, который не соответствует своими поступками этому требованию. Достаточно самой незначительной мелочи – жёлтенькой канарейки в клетке – только чтобы эта мелочь хорошо узнавалась и выдавала в персонаже живого человека. И всё – нам уже не нужно большего, чтобы понимать его.
Так что пускай симпатизировать ворам в кино – опасно и не совсем правильно с точки зрения морали, фильм Мельвиля в любом случае снят так филигранно точно и красиво, что глаз оторвать всё равно невозможно, что бы там ни происходило на экране. А Сильен – всё же на редкость хитроумная бестия, хотя, в конечном счёте, каждое из звеньев этой запутанной цепи оказалось слабым.
Комментариев нет:
Отправить комментарий
Примечание. Отправлять комментарии могут только участники этого блога.