"В моей смерти прошу винить Клаву К." (1979)

Оригинал взят у sv0812 в В моей смерти прошу винить Клаву К (1979)

Кинопоиск

Я был практически ровесником героев, и меня при первом просмотре больше всего занимал вопрос: что герой/герои нашли в этой Клаве. На мой вкус она вообще не стоила внимания - совершенно мерзкий харкактер плюс дура набитая. Плюс актриса так себе, так что, даже и красавицей она не воспринималась.
И мне стоило большого труда нарисовать себе в воображении красивую девочку - ну, чтоб хоть как-то оправдать поведение героев (хотя, как по мне, то и красота при таком наборе "внутренностей" не спасает).
Отрешился.
Посмеялся.
Как по мне - Таня гораздо симпатичнее, умнее, приятнее и интереснее в целом. На Таню я бы мог запасть, на Клаву - никогда.

Не, я вполне верю в историю детской влюбленности, переросшей в большое чувство - у нас в классе была такая пара, точно так же, как Сергей, один мальчишка влюбился в девочку из своего двора еще в садичном возрасте. И любил ее всю дорогу. О чем все знали.
Но, возможно, именно потому, что я такую пару видел, я и не верил в то, что показано на экране.
Поведение Сергея - это поведение только что влюбившегося подростка, а никак не поведение человека, который любит всегда.

Скорее уж Лавр ведет себя так, будто знал Клаву всегда, а Сергей - наоборот.
И данное обстоятельство очень омрачало мне просмотр.

Но было и то, что мне очень понравилось - эпизод, где Клава говорит Сергею: "Ты всю жизнь дарил мне себя, а Лавр подарил мне меня". Это очень сильно сказано, и это очень по-взрослому.


Оригинал взят у richteur в В моей смерти прошу винить Клаву К., 1979

Сережа Лавров и Клава Климкова дружат с младшей группы детского сада, хотя ничего общего между ними почти нет. Его родители — суматошные романтики, держащие, однако, ребенка на невидимом коротком поводке, Клаву же воспитывает интересная мать-одиночка в активном поиске, лицо вольной профессии, не дающая девочке ничего, кроме любви, понимания и красивой одежды.

Проходит полтора десятка лет и дети становятся подростками: невротичным снобом-интеллигентом — и циничной красоткой, ретро-гламурной кисой, очень самостоятельной. Стандартный «фильм о счастливом советском детстве» в этот момент мутирует в очень интересную, неожиданно честную и суровую советскую драму.

Способствуют этому два, так сказать, «триггера», разрушающими чудную дружбу главных героев. В 9 классе Сергей и Клава одновременно испытывают физическое влечение друг к другу (поздновато, но так уж было заведено), первый робкий «опыт» оказывается неудачным, вызывая легкое чувство вины и досады. В принципе, Клава первый раз смотрит на героя как на мужчину — и тут же разочаровывается, а из старой, детской дружбы оба выросли, и их уже ничего не связывает. К тому же на горизонте появляется новый фаворит: приезжий мужественный интеллектуал с белогвардейским именем, который, в отличие от насквозь знакомого Сережи — интересен и жутко благороден. Но если Клава рвет отношения спокойно и чуть ли не с удовольствием, то герой — в беде.

У него экстремальная аддикция. Утратить эту дружбу — как утратить руку или зрение, или даже серьезнее — как у человека, каждый день в течение 16 лет делавшего себе инъекцию химически чистого морфия — и внезапно обнаружившего, что наркотик кончился, а нового не предвидится. В любовной ломке Сережа растерянно мечется, пытаясь все наладить — и только рушит до основания. Аксиома о том, что ни в коем случае нельзя бегать за уходящей женщиной - к сожалению, из разряда тех, последствия нарушения которых нужно прочувствовать на собственной шкуре один или два раза, и вот когда к ледяному одиночеству прибавляется еще и ощущение оплеванности и полной утраты собственного достоинства, наука, наконец, идет впрок... Сережа, впрочем, находит в себе силы держаться по-мужски (хотя бы внешне), и смиренно проходит по «стадиям Кюблер-Росс» как по кругам ада, подходя к финалу к четвертой — депрессии, самой длинной и травматичной. Так что исход этой внутренней борьбы неясен, а концовка остается открытой (впрочем, в сиквеле литосновы намекается, что у всех всё сложилось более-менее неплохо).

Смотрел я это короткое, но изящное и очень деликатное (возможно даже, чересчур) произведение с большим удовольствием, и кроме основной (пронзительной, но в целом, заурядной) истории старался различать также и важные фоновые элементы. Особенно интересными мне показались образы родителей главных героев. С точки зрения драматургии это основные персонажи, поскольку в ходе фильма изменились сильнее всего. Если в начале картины мы видим больших детей, задрипанных полунищих инженегров, то ближе к концу Лавровы — взрослые, успешные и ответственные люди, такая метаморфоза происходит с ними меньше, чем за 10 лет. Студенческое убранство их квартиры приводится в порядок и оснащается основательной мебелью. И Сергей, ранее тусовавшийся в каких-то безликих ноунеймовых шмотках, получает в дар роскошную кожаную куртку и модную ондатровую шапку. Выгодно в СССР быть инженером!

Другая судьба у матери Клавдии Климковой — эта яркая красотка подвизается на пол-ставки рядовым художником в каком-то театре — чтобы не загреметь за тунеядство; для пропитания шьет на заказ, но души прекрасные порывы устремлены в область скульптуры. Однако в стране Советов всякие там «формализмы», «абстракцизмы» и прочее «дегенеративное искусство» не то, чтобы очень приветствуется, и уже через 5 лет подурневшая и деморализованная женщина неустанно сожалеет о том, что отказалась от полноценной должности и еле сводит концы с концами (и, в общем-то, ходит под статьей).

Самая же грустная участь ждет еще одну героиню — осиротев, девушка вынуждена бросить школу за год до окончания и сутками дежурить в больнице простой санитаркой — ради элементарного физического выживания (причем, подчеркивается, что и эту убогую службу ей дали исключительно по блату). А на заднем плане хорошо просматривается советская разруха, серость и отсталость, не делается ни малейшей попытки хоть как-либо скрыть их. Мне также показалось любопытным, что, хоть действие и происходит в 70-х годах, о чем ни на секунду не дают забыть исполинские вороты рубашек и почти метровой ширины клёши, постоянно всплывают культурные артефакты из 60-х: с пыльного чердака извлекают карнавальные костюмы времен «битвы за целину», в начале фильма продолжаются всё затухающие «дискуссии физиков и лириков» - возможно, это рудименты оригинальной повести.

Итоговое послевкусие получилось довольно грустным, скорее всего из-за зияющего люфта между зрительскими ожиданиями и запечатленной реальностью. Ведь в советских фильмах отвергнутый герой обязан был выходить из любовного сплина через самореализацию, «общественную работу», успехи в точных науках и физической культуре, но здесь комсомолец Лавров с горечью осознает, что он всё это — уже. И что он принес себя в жертву беспочвенной идее. И, значит, нужно начинать жизнь заново, но для этого нет ни подходящих навыков (достаточно посмотреть как Сергей общается с людьми — и сравнить с его антагонистом Лавриком), ни возможностей, ни — что печальнее всего, желания. Вот этот невыносимый финальный инсайт вместе с постоянно нарастающей тревожностью повествования, наверное, и вытянули картину из мутного потока дидактичных, «правильных» и позитивных «советских фильмов для детства и юношества», сделали ее неброским хитом, который и сейчас годится для просмотра.