"Маяковский. Два дня" (2011)

Оригинал взят у galina_guzhvina в Вероники и брехобрики... О сериале Томашпольского "Маяковский. Два дня".

Кинопоиск

Давайте начистоту: байопик как жанр - коль скоро речь заходит о деятелях искусства - возможен исключительно во временных рамках 'пока не требует поэта к священной жертве Аполлон'. Воссоздание самобытных поэтических миров средствами кино неизбежно проваливается - хотя бы в зияющую брешь между доскональной осведомленностью зрителей-специалистов (коим все - наив и прость) и целинностью сознания профанов (что пройдут, не заметив, мимо скрупулезно, на крови, поте и серьезных денежных вливаниях воздвигнутых конструктов), как случилось, например, с "Полутора комнатами" Хржановского. С тех пор отечественные синеасты более не дерзновеют. У Томашпольского и Демьяненко 'лысый фонарь', что 'сладострастно снимает улицы черный чулок', оказался предсказуемо вытесненным из кадра Маяковским-персонажем, на протяжении всех восьми серий щедро достающим из широких штанин. И авторы, в общем, правы (тут и сам Владимир Владимирович, думаю, согласился бы): по нашим временам сочное, пусть и на сплетне замешанное жизнеописание дидактически всяко ценнее сомнительного качества эстетических изысков. 

Впрочем, сплетней недавний сериал можно назвать лишь в порядке обязательного нашего интеллигентского гнидства. Культивировать в нем клубничку Томашпольский отказался наотрез, даром что биография поэта с его психозами, неврозами, маниями и фобиями, донжуанскими списками, пряненьким menage a trois, а также поцелуями взасос с не самой симпатичной властью предоставляла для этого прекрасно унавоженную почву. Напротив: режиссер ни разу не упустил из виду того, что Маяковский после полувека натужного канонизирования оказался агрессивно забыт, объявлен 'пиар-продуктом совка' (чуть ли не одного пошиба с Демьяном Бедным) и сдан в утиль, а потому главная художественная задача кино о нем сейчас может быть только одна - восстановить хотя бы подобие исторической справедливости. Единственным же на настоящий день модернизированным мнением о Маяковском располагает у нас один за всех Дмитрий Быков ('Он человек общественный - из тех, // Что вкладывают дар в чужое дело,// В чужое тело, в будуар, в альков, // В борьбу со злом - куда-нибудь да вложит, // Поскольку по масштабу дар таков, // Что сам поэт вместить его не может'). Поэтому неудивительно, что и решен Маяковский у Томашпольского по-быковски - крупно, плакатно, доступно. Весомо, грубо, зримо. 

При таком раскладе многое, если не все, решал выбор актера на главную роль. И с Чернышовым Томашпольский не ошибся (собственно, здесь у режиссера явный талант: он уже для 'Луны в зените', фильма, ничем более не примечательного, подобрал почти конгениальную Ахматову). Маяковский Чернышова и вправду как будто 'Голиафами зачат' - не столько физикой, сколько харизменной мощью 'стоит над толпой, толпу лилипутя'. И драма поэта у него - это драма 'Голиафа', общечеловеческому несоразмерного, снедаемого голиафьим же голодом, не утолимым в рамках обычной, пусть и богатой, и славной, и счастливой человеческой судьбы. В кадре Чернышов мнет и теснит прочее население фильма, как теснил и сам Маяк - и не только 'морду многохамую' непонимающих, но 'любимых неисчерпаемые очереди'... Однако и в спресованной массовке есть одна, которую не улилипутишь. Лиля. 

Конечно, жгучий интерес публики к этой особе вообще сродни интересу к опусам типа "Как стать стервой". Завораживают в Лиле, уж разумеется, не страдания и душевные силы, истраченные на нее великими, а "розовые панталоны и автомобильчик" - поразительное ее умение извлекать из любых исторических обстоятельств весь набор жизненных сладостей и утех для себя лично. В современном обывательском сознании флер лилиной тонной салонности и из Маяковского, которого некогда "вводили в школах как картошку при Екатерине", делает почти ретро-гламурного персонажа. Хотя была ли она там, тонность-то? Ахматова вон пишет про "наглые глаза на потасканном лице"... Как бы то ни было, чисто внешнее несоответствие Дарьи Досталь бриковскому типажу ("худющая, накрашенная, рыжая") стало, пожалуй, главным аргументом хулителей "Двух дней". Так почему же Томашпольский не пригласил на эту роль кого-нибудь из "пластилиновых" - Хаматову или Тюнину - и остановился на подчеркнуто-фактурной, немоделируемой актрисе? Вероятно, опять знаменитое кастинговое чутье не подвело: Досталь идеально попала в требуемый сценарием психотип, в просторечьи называемый зубастой вагиной. Обустроившей стойло Пегасу, но его же и загнавшей. (А загнанных лошaдей - пусть и крылатых - пристреливают, не правда ли). Дуэт же Досталь с Карэном Бадаловым - изумителен как иллюстрация плохо еще понимаемой у нас большинством верности друг другу пары, "стоявшей под одной хупой" - верности не банально-телесной, а именно фундаментальной - в гешефте. Той сродни сообщничеству верности, что одна рождает непобедимые ни в чем земном тандемы. 

Отдельное спасибо Томашпольскому и за то, что не стал склонять всуе зловещие слова из трех букв и лично товарища Сталина, до кучи возлагая на них ответственность за смерть поэта. Роман Маяковского с властью подан режиссером примерно с теми же интонациями, что и роман с Лилей (что вполне закономерно: Маяковский и в стихах изливает душу Лиле и Ленину примерно одними и теми же словами). "Точка пули в конце" без сенсаций так и осталась "револьверной нотой фальши". Как там у Смелякова? 

Ты б гудел, как трёхтрубный крейсер, 

в нашем общем многоголосье, 

но они тебя доконали, 

эти лили и эти оси. 

Не задрипанный фининспектор, 

не враги из чужого стана, 

а жужжавшие в самом ухе 

проститутки с осиным станом. 

Эти душечки-хохотушки, 

эти кошечки полусвета, 

словно вермут ночной сосали 

золотистую кровь поэта. 

Ты в боях бы её истратил, 

а не пролил бы по дешёвке, 

чтоб записками торговали 

эти траурные торговки.