Оригинал взят у galina_guzhvina в Поедем, красотка, кататься (рецензия на фильм "Мой ласковый и нежный зверь")
Кинопоиск
Секреты величия иногда обезоруживающе просты и произвольно воспроизводимы. Приручение символа, мельчание беса, превращение Медного всадника в черного шахматного коня, тоже преследующего, тоже настигающего пыльным копытом безумия. Пересказ Чехова - средствами обработанного Апухтиным городского романса ("В той песне было много боли. Про чёрный омут, вербы, тростники. Про васильки, которые для Оли Вы собирали в поле у реки"). Как и положено народной песне, текст и его герои мутируют в разных средах, и вот невинная Оленька, папина дочка, превращается в распутницу-изменщицу, папа сходит с ума от стыда, жених на стены лезет от тоски, алой розой на белой груди цветёт-плачет кинжальная рана. Васильки на заснеженной могиле, бубновый туз на спине, владимирский шлях. Тихо тянутся сонные дроги. Как упоительны в России вечера.
Эмиль Лотяну снимал "Зверя", конечно, в оптике "и российскую горькую землю узнаю я на том берегу". Из степи молдаванской, в сознательном порыве стать из локального, малый народ представляющего режиссера-этнографа - русским, а стало быть - мирового уровня кинематографистом. И пусть каннское жюри, не отпустив фильму на долю ни единого приза, недвусмысленно дало ему понять, что в Европе от режиссера с фамилией Лотяну ждут одни сплошные Лаутары, слушайте, мол, свои "Валенки", Иван Иванович, - на настоящий, нестыдный, от всякого "чего изволите" свободный международный уровень Лотяну вышел именно об руку с Чеховым. Разглядев бойким романским оком в ранней, общепризнанно-неудачной повести классика мощный постмодернистский потенциал, с металитературой, интертекстуальностью, стилистической и фабульной двусмысленной зыбкостью. И создал чувственный и эстетический шедевр на основе сюжета, в котором не то что нет ни одного положительного персонажа - но ни одного движения души чистого, не подлого.
Уже оригинальное название "Драма на охоте" клацает клыками, порохом пахнет, потом, каннибалами; сценарный же вариант душно-плотскую фабульную составляющую ещё и усиливает: здесь не люди - звери жаждут, страждут, схлёстываются, токуя и тоскуя, понукаемые кто течкой, кто - гоном. Весь конфликт без остатка построен - едва ли не единственный случай в русской классической литературе! - на низовом, на примитивно-инстинктивном, на взаимодействии/противодействии фрустрированных ресурсов питания и секса, зверски наивной алчности и зверски же хитрой похоти. В нём все буквально сожрать друг друга готовы: занюхать насмерть простенький цветочек полевой и выкинуть на пыльную дорогу, изгрызть до трухи чужие доблести, и подвиги, и славу, да и просто обгладывать кости фазанам и рябчикам, дрофам и перепелкам, глухарям и тетеревам до полного истощения их запаса в имениях графских - недаром один из важных персонажей в течение всего действа постоянно, безмолвно, ненасытно и прожорливо ест.
Впрочем, душою цыганской Лотяну как раз бесконечно толерантен к любым половодьям животных чувств. У него нет никаких эстетических мук после кутежей, никаких страшных снов после оргий, никакой достоевщины после моральных разложений в гнусном Мокром. Его животные посткоитально не грустны, но смеются и объедаются шоколадом. В их внешности, в среде их обитания нет никакой привычной русскому глазу в связке с пороком похабен, напротив - во всем изыск, флёр, каприз. Моне, Уоттс, Борисов-Мусатов. Туманы-растуманы, беломраморные колонны, каскадные пруды, ненюфары, безупречные сюртуки, кружева на покатых плечах, тонкие лодыжки, запястья, шеи, оленьи, в окруженье синевы, глаза. Музыка Доги.
Собственно, из-за неземного его вальса фильм Лотяну и принято считать возвышенной, романтической историей, тоской по неземной же красоте, трепетным служением, рыданьем классическим "а если грязь и низость только мука по где-то там сияющей красе"? Тогда как на красу земную уже наточены ножи и каждый выбрал себе кусочек поавантажней, невеста чуть из-под венца бежит отдаваться любовнику посреди берёз, безумный отец фраппирует бомонды гноищем и рубищем, колокольчики-бубенчики звенят, окрасился месяц багрянцем. А потому стоит, наверное, все-таки исключить прелестный вальс из обязательной программы музыкального сопровождения отечественных свадеб. Поскольку свадьбы - они, по идее, немного не о том.
Секреты величия иногда обезоруживающе просты и произвольно воспроизводимы. Приручение символа, мельчание беса, превращение Медного всадника в черного шахматного коня, тоже преследующего, тоже настигающего пыльным копытом безумия. Пересказ Чехова - средствами обработанного Апухтиным городского романса ("В той песне было много боли. Про чёрный омут, вербы, тростники. Про васильки, которые для Оли Вы собирали в поле у реки"). Как и положено народной песне, текст и его герои мутируют в разных средах, и вот невинная Оленька, папина дочка, превращается в распутницу-изменщицу, папа сходит с ума от стыда, жених на стены лезет от тоски, алой розой на белой груди цветёт-плачет кинжальная рана. Васильки на заснеженной могиле, бубновый туз на спине, владимирский шлях. Тихо тянутся сонные дроги. Как упоительны в России вечера.
Эмиль Лотяну снимал "Зверя", конечно, в оптике "и российскую горькую землю узнаю я на том берегу". Из степи молдаванской, в сознательном порыве стать из локального, малый народ представляющего режиссера-этнографа - русским, а стало быть - мирового уровня кинематографистом. И пусть каннское жюри, не отпустив фильму на долю ни единого приза, недвусмысленно дало ему понять, что в Европе от режиссера с фамилией Лотяну ждут одни сплошные Лаутары, слушайте, мол, свои "Валенки", Иван Иванович, - на настоящий, нестыдный, от всякого "чего изволите" свободный международный уровень Лотяну вышел именно об руку с Чеховым. Разглядев бойким романским оком в ранней, общепризнанно-неудачной повести классика мощный постмодернистский потенциал, с металитературой, интертекстуальностью, стилистической и фабульной двусмысленной зыбкостью. И создал чувственный и эстетический шедевр на основе сюжета, в котором не то что нет ни одного положительного персонажа - но ни одного движения души чистого, не подлого.
Уже оригинальное название "Драма на охоте" клацает клыками, порохом пахнет, потом, каннибалами; сценарный же вариант душно-плотскую фабульную составляющую ещё и усиливает: здесь не люди - звери жаждут, страждут, схлёстываются, токуя и тоскуя, понукаемые кто течкой, кто - гоном. Весь конфликт без остатка построен - едва ли не единственный случай в русской классической литературе! - на низовом, на примитивно-инстинктивном, на взаимодействии/противодействии фрустрированных ресурсов питания и секса, зверски наивной алчности и зверски же хитрой похоти. В нём все буквально сожрать друг друга готовы: занюхать насмерть простенький цветочек полевой и выкинуть на пыльную дорогу, изгрызть до трухи чужие доблести, и подвиги, и славу, да и просто обгладывать кости фазанам и рябчикам, дрофам и перепелкам, глухарям и тетеревам до полного истощения их запаса в имениях графских - недаром один из важных персонажей в течение всего действа постоянно, безмолвно, ненасытно и прожорливо ест.
Впрочем, душою цыганской Лотяну как раз бесконечно толерантен к любым половодьям животных чувств. У него нет никаких эстетических мук после кутежей, никаких страшных снов после оргий, никакой достоевщины после моральных разложений в гнусном Мокром. Его животные посткоитально не грустны, но смеются и объедаются шоколадом. В их внешности, в среде их обитания нет никакой привычной русскому глазу в связке с пороком похабен, напротив - во всем изыск, флёр, каприз. Моне, Уоттс, Борисов-Мусатов. Туманы-растуманы, беломраморные колонны, каскадные пруды, ненюфары, безупречные сюртуки, кружева на покатых плечах, тонкие лодыжки, запястья, шеи, оленьи, в окруженье синевы, глаза. Музыка Доги.
Собственно, из-за неземного его вальса фильм Лотяну и принято считать возвышенной, романтической историей, тоской по неземной же красоте, трепетным служением, рыданьем классическим "а если грязь и низость только мука по где-то там сияющей красе"? Тогда как на красу земную уже наточены ножи и каждый выбрал себе кусочек поавантажней, невеста чуть из-под венца бежит отдаваться любовнику посреди берёз, безумный отец фраппирует бомонды гноищем и рубищем, колокольчики-бубенчики звенят, окрасился месяц багрянцем. А потому стоит, наверное, все-таки исключить прелестный вальс из обязательной программы музыкального сопровождения отечественных свадеб. Поскольку свадьбы - они, по идее, немного не о том.
Этот фильм, как и "Дама с собачкой", романтизирует человеческие пороки. Алексей Баталов говорил, что русская литература извратила представления о хорошем и плохом. И начать можно еще с Добролюбова, который доказывал на примере "Грозы", что литература должна показывать не как должно быть, а как есть на самом деле. И вот мы видим в "Грозе", "Преступлении и наказании", "Анне Каренине", "Случае на охоте", "Поединке" жизнь такою, какая она есть "на самом деле". А советский кинематограф сделал следующий шаг - он романтизировал эту жизнь. И вот Анна Каренина уже не просто похотливая самка, а "очень страстная женщина", стремящаяся вырваться из оков патриархальной семьи. Кстати, в рецензии этого же автора на "Анну Каренину" Зархи упоминается факт из романа Толстого, о котором я раньше не знал, потому что его не читал. Оказывается, по сюжету романа Анна женила на себе Каренина. Поэтому Ксения Собчак всего лишь итог полуторавекойвой деградации российского общества.
ОтветитьУдалитьЯ видела этот фильм, но таким раблезианским торжеством порока, как его описывает автор рецензии, он мне совсем не запомнился :)
ОтветитьУдалитьАвтор довольно молода и у нее современный подход к этой теме, не свойственный советским режиссерам. В этом и проблема советских режиссеров - даже грязная похоть у них выглядит чем-то целомудренно-возвышенным. Кстати, этого автора Вы порекомендовали мне в сентябре 2016 года с ее рецензией на "Плохой, хороший человек".
Удалить